Различные оценки, кроме Оценок числа ТЛ
Одно из 6-ти качеств творческой личности высокого уровня
X
«… Соллертинский умел и ослепить и подавить своей эрудицией, но делал это тогда, когда собеседник был ему в силу человеческих или научных качеств неприятен и он хотел создать между ним и собой некоторую дистанцию; в общении же с людьми, вызывавшими его доверие, всегда устанавливался непосредственный и живой контакт. Цитируя на память классиков и неизвестных авторов, он обычно прибавлял «Вы ведь помните» или «ты, конечно, знаешь». Слова эти произносились не из вежливости (хотя собеседник далеко не всегда «помнил», ибо не всегда знал), но потому, что он не мог представить, чтобы культурному человеку не известно то, что известно ему - Соллертинскому.
Он казался многим язвительным, саркастическим, высокомерным. Так и было, но по отношению к пошлякам и бездарностям. Тогда он был беспощаден. Здесь проявлялось мефистофельское начало его натуры. Но в настоящем человеке живёт не только Мефистофель, но и Фауст; и фаустовское, в подлинном смысле этого слова, было в И.И. Соллертинском главным. Язвительность сочеталась в нём с деликатностью и детскостью; по-настоящему большой человек не может не обладать этими свойствами натуры. Разумеется, речь идёт не об инфантильности, а непосредственности, настоящем и высоком простодушии. Мне кажется, что к И.И. Соллертинскому можно приложить пушкинскую характеристику П.А. Вяземского, если опустить «знатный род», а богатство, о котором говорит поэт, понять в смысле духовном:
Судьба свои дары явить желала в нём,
В счастливом баловне соединив ошибкой
Богатство, знатный род - с возвышенным умом
И простодушие с язвительной улыбкой.
Чувство иронии у И.И. Соллертинского распространялось не только на других, чьи слабости он умел подмечать с удивительной наблюдательностью, но и на самого себя. Он охотно бесил «нежданной эпиграммой» противника; радовался успеху остроумной фразы, родившейся тут же, в пылу полемики, или подготовленной заранее (он знал, что лучшие и вошедшие в историю экспромты создаются и оттачиваются заблаговременно), не был равнодушен к восхищению окружающих (ведь Соллертинский был артистом во всём, а какой же художник не радуется успеху?), любил шутки и проказы; например, мог придумать какого-нибудь никогда не существовавшего поэта или музыканта, создать его «воображаемый портрет», сочинить его биографию, даже процитировать кое-что из его «сочинений», - но, разумеется, в устной речи, - испытывая удовольствие от того, что кто-то попался на удочку. Для Соллертинского это было формой проверки собеседника. Как-то он сказал, что уважает людей, имеющих мужество сказать «не знаю». «Только дурак этого стыдится».
Могут возразить, что подобные «розыгрыши» - занятие школьника, а не ученого. Не стану ссылаться на пример Мефистофеля, выступающего в одежде Фауста и дурачащего бедного ученика.
Подобными мистификациями занимались и солидные учёные или поэты. Валерий Брюсов однажды сделал доклад, в котором в изобилии цитировал латинских, английских, немецких, французских авторов. Затем, внимательно выслушав заметания оппонентов, укорявших его в том, что он был неточен в переводе текстов, разъяснил, что все названные им авторы и произведения существуют лишь в его воображении…»
Гозенпуд А.А., Художник и учёный, в Сб.: Памяти И.И. Соллертинского: Воспоминания, материалы, исследования / Сост.: Л.В. Михеева, Л.-М., «Советский композитор», 1974 г., с. 12-13.
