Иоганн Гердер в книге: Идеи к философии истории человечества, находясь под очарованием современных ему естественно-научных открытий, излагает историю образования земной коры, развития растительных и животных видов... «Картина этого непрерывного движения сил вызывает в нём культ творящей природы, и он чтит в ней существо, которое своею мыслью определяет будущие пути развития видов на земле.
Человечество представляется ему тоже великим живым организмом, и он обращается к его гению: «И вот я повергаю к твоим стопам, великое существо, ты, невидимый возвышенный гений нашего рода, несовершеннейшее произведение, какое только писал смертный. Развеются листы и рассыплются буквы, разлетятся формулы, в которых я видел твои следы и старался их выразить для ближних моих, но мысли твои останутся, и ты будешь открывать их последовательно все больше и больше поколениям рода своего и являть в образах все более прекрасных».
Нам трудно теперь читать Гердера. Невольно отпугивает его выспренний тон, его как бы пророческие видения и возгласы, его неумение удержаться на конкретной почве и постоянное уклонение в неясные и широкие мечтания. А между тем в его хаотическом и риторическом изложении брошены удивительно сильные и глубокие мысли, которые развивает наука в XIX веке. Гердер говорит о законе сохранения силы. Он определяет рост всякого существа как усвоение им органических сил из окружающего мира. Но более всего его занимает следующая мысль. «Анатомические и физиологические данные доказывают, - думает он, - что через всё одушевлённое творение на нашей земле проходит господствующая аналогия одной организации».
Поражённый сходством функций и движения на всех ступенях, он хочет найти основную клеточку, основной простой тип, который лежит в глубине всех организаций, как бы они ни были различны. «Мы ставим подряд виды и формы, в существо которых мы не можем проникнуть, и классифицируем их, как дети, по отдельным органам и членам или другим знакам. Высший домоправитель мира видит и держит у себя непрерывную цепь напирающих друг на друга сил». «Если бы мы обладали чувством, которое позволяло бы нам видеть первоначальные образы и зародыши вещей, мы заметили бы, может быть, в мельчайшей точке прогрессию всего творения». Одна нить, таким образом, проходит через всё строение до человека. В сложных организациях Гердер видит лишь соединения более многочисленных элементов из низших царств. «Кровь человека - это сборник со всего земного мира: известь и земля, соли и кислоты, масло и вода, силы произрастания, возбуждений, ощущений соединены в нем и сплетены органически». «Чем ближе к человеку, тем теснее смыкала природа группы и радиусы, чтобы соединить в человеческом существе, этом священном центре всего земного творения, всё, что она могла. Радуйся, человек, твоему состоянию и изучай самого себя, благородное создание средины, во всем, что живет вокруг тебя».
Характерно рассуждение Гердера об «органическом различии» между животными и человеком. Это - не различие фиксированных видов, не качественное различие. Человека отличает культура, сводящаяся на выработку и передачу следующим поколениям более совершенных органов, привычек, искусств. Лишённый их, не усвоивший их человек принадлежит опять к животным. Поэтому у Гердера акт творения есть только драматический призыв гения природы к поднявшемуся животному, призыв, в котором лишь формулирован итог совершившегося в человекоподобном существе подъема к культуре: «Встань, создание, с земли!» Лишь в этом смысле рождение человека, «первого вольноотпущенного природы», есть второе творение.
Впечатление от этой картины возрастающих сил и совершенствующихся форм настолько сильно, что Гердер не может остановиться на человеке как последнем звене; его вера перекидывается за пределы сущего и видимого.
История должна показать те средства культуры, которые направляли все народы к великой цели, именно к счастливому воссоединению их и возвышению в один народ «для здешнего и будущего мира». Человек - последнее кольцо земной цепи, но вместе с тем он - первое, начальное для другой жизни: в отношении этой жизни он всё равно что дитя в своих первых шагах. Без бессмертия, - говорит Гердер, - нет философии истории. На земле человек не может более перейти ни в какую организацию, ему придется идти назад или шататься в круге - остановиться он не может; следовательно, ему, очевидно, предстоит ступень, настолько к нему близкая и все-таки настолько над ним приподнятая, как он над животным. Гердер представляет себе даже прощание человека с землей: «Ты много вкусил на ней хорошего. Ты достиг на ней той организации, в которой ты, в качестве сына небес, научился смотреть вокруг себя и выше себя. Покидай её радостно и благослови её, это поле, где ты играл, как дитя бессмертия, эту школу, где ты воспитался в горе и радости к зрелому возрасту. Ты не имеешь более прав на неё, она не предъявит прав на тебя; увенчанный убором свободы, охваченный небесным поясом, двинься радостно дальше со своим посохом».
И здесь, как у Лессинга, не знаешь, идёт ли речь о личном бессмертии человека или о мистическом будущем человечества. Так или иначе, новая вера в бесконечный прогресс связана с олицетворением и обоготворением человечества и с представлением о его некоторым образом загробной жизни.
Но каково же содержание прогресса человечества? Какие черты обнаруживает развитие его на земле, каким законам оно подчинено? Гердер говорит, что встречал пессимистов, которые уверяли его, что на пустынном океане человеческой истории они не видят Бога; напротив, он предстаёт пред ними, когда они на твёрдой почве естественнонаучного изучения, он открывается здесь в каждой былинке и песчинке. О всемогуществе и мудрости Бога говорит вся природа, только не человеческое общество, где бессмысленные страсти и дикие разрушительные силы борются между собою. История - словно паутина в уголке мироздания; в тонко сплетённых нитях её много жертв разбоя, но нигде не видно даже печального средоточия её, самого прядущего паука. Гердер возражает на это: «Сомнения и жалобы людей, что в истории - одна смута, что едва заметен рост добра, происходит от того, что печальный путник видит перед собою лишь небольшую часть дороги. Если бы он окинул шире взором и лишь беспристрастно сравнил века, более обстоятельно известные нам из истории; если бы он вник, кроме того, в природу человека и взвесил, что такое рассудок и правда, он бы так же мало усомнился в этом, как в самых достоверных истинах физической природы. В течение тысячелетий считали солнце и звёзды неподвижными; телескоп устраняет все сомнения в том, что они движутся». С известной высоты, следовательно, открывается и для исторических судеб человека обширная перспектива, в которой ясно должны выступить законы его развития на земле. Бог есть в истории, как и в природе; человек в самых диких проявлениях следует законам, и не менее прекрасным, чем законы движения небесных тел.
В самой природе человека указаны эти законы. Человечность, гуманность - вот высшая цель, заключенная в его существе; недаром же, когда мы хотим представить ангелов или богов, мы их рисуем как идеальных людей. Возвышенная религия, создавшая нашу культуру, заключает в себе принципы совершеннейшей гуманности. Мы слышим её в беседах Христа. Более всего он любил себя называть сыном человеческим. Как понять Небесное Царство, о котором он проповедовал? Духовный спаситель рода человеческого, он хотел образовать, «человеков Божиих, которые под господством какого бы то ни было закона искали бы блага других в силу чистого принципа и, даже подвергаясь страданиям, с царственной мощью выступали бы в мире правды и добра». Бог сделал человека богом на земле. Но не чудесами помогает он человеку подняться до своего высшего назначения: только одно великое чудо дано ему, это - собственная его организация. Он брошен в свет, чтобы развивать вложенные в него задатки на полной свободе; зато все святые, вечные законы природы будут помогать ему.
Мировая сила мудро распределила на земной поверхности разнообразные условия внешней обстановки, климат, форму рельефа, почвенные различия. Условия эти дают толчок и материал для человеческой работы. Но в них нет непреодолимо связывающей силы. «Климат не принуждает, а склоняет», - говорит Гердер, ослабляя положение Монтескье. Человеческим группам, обществам, народам даны направительные линии, но движение по ним составляет энергическую, самостоятельную работу, составляет раскрытие и применение данных им первоначальных сил. В этом смысле существует воспитание рода человеческого, существует идеальное единство, идеальная семья людей и народов. «Историческое течение под конец опять сходится в одно русло, и вся территория земли превращается в одну школу нашей семьи, разделенную на много групп, классов и камер, но с одним типом обучения». Тысячи заблуждений и падений возможны на этом пути. Божество заставляет людей пройти через них, чтобы на них научиться лучшему. «Всякое заблуждение человека есть туман правды; все грубые страсти в его груди - дикие побуждения силы, которая ещё не познаёт себя, но по природе своей идет и клонит к лучшему. Бури моря, страшные и разрушительные - тоже дети гармонического мироздания, и ему они должны служить, как мягкие эфиры». Если правды мало и слабы результаты борьбы, это значит, что человек не схватил того, на что способен.
«Человечество представляет собою то, что оно могло сделать с собой, на что оно имело охоту и силу». «Если, - говорит Гердер, - мне расскажут теперь басню о республиканском герое Бруте, который будто бы после поражения при Филиппах, с кинжалом в руке, воскликнул: «Добродетель, я верил, что ты нечто собой представляешь; я вижу теперь, что ты - сон!» - я скажу, что не слышу мудреца в жалобе этой. Будь у него истинная добродетель, он не мог и в этот момент не чувствовать её нравственного торжества. Раз он не сознавал её силы, он только подкреплял этим факт победы более сильного. Неверно сбрасывать вину деспотического порядка на тех немногих, кто держит власть; она держится на слабости, на рабстве тех, кто повинуется». В самых страшных потрясениях заключается зародыш лучшею будущего.
Между примерами, которые приводит Гердер, есть один для нас особенно поразительный. Он думает, что в человеческой среде слабеют разрушительные наклонности, и приводит в доказательство прежние долгие и частые грабительские войны и современные, быстро решающие дело. А рост губительных орудий, а увеличение человеческих жертв в короткий срок нынешних войн? Гердер отвечает нам, что в зле здесь и таится добро…»
Виппер Р.Ю., Общественные учения и исторические теории XVIII и XIX вв. в связи с общественным движением на Западе, М., «Государственная публичная историческая библиотека России», 2007 г., с. 114-120.