Изобретательность и независимость женщины – случай Коко Шанель

«В первые месяцы 1916 года Габриэль Шанель безраздельно властвовала над тремястами работницами. Её независимость была обеспечена.

Для тех, кто ещё стремился выглядеть элегантно, волнующая альтернатива «Шанель или Пуаре?» перестала существовать. Грозный конкурент Габриэль отдал свой талант исключительно на службу армии. Мобилизованный в интендантские службы, нормализуя покрой шинелей, он сумел сэкономить шестьдесят сантиметров ткани и четыре часа работы на каждом изделии. Таким образом, Габриэль Шанель осталась на сцене одна. Разумеется, в те годы быть женщиной означало существенное преимущество.

Она осознала это, когда, к своему удивлению, поняла, что в состоянии вернуть долги Артуру Кейпелу. Ведомая безошибочным инстинктом, она поспешила сделать это, даже не спросив его мнения. Она знала, что он будет восхищён тем, что решения, принятые как-то вечером во время отдыха, принятые весело, легко, так быстро обернулись успехом, обеспечившим её достаток. Она также смутно догадывалась, что, расплатившись с долгами, кое-что изменила в их отношениях. Лучшим доказательством этому было то, что Бой вновь стал безумно ревновать её. С какой радостью он оставил бы ей всю вырученную прибыль! Но на сей раз приходилось признать её независимость. К этой неожиданности он не был готов.

Новая манера поведения Габриэль, происшедшие с ней глубокие изменения привели к тому, что всякое удовольствие, испытанное без неё, было теперь Бою не в радость. Благодаря поколениям упрямцев, решившим, несмотря на кризисы и убытки, удержаться на скудной земле, благодаря им родились, одно за другим, открытия Габриэль. Благодаря им и ремесленникам, врагам «псевдокрасивого», допускавшим для собственного употребления только прочное, настоящее, - что это за ткань, спрашиваю я вас, если скроенная и сшитая из неё одежда не послужит двум, а то и трём поколениям? Благодаря их настойчивости, наконец, когда в свободное время они создавали шедевры, которыми гордились, и главное было в умении, а не в богатстве материала. Искусно вышитые головные уборы... Никто не убедит меня, что может быть чепец более элегантный, более изысканно-кокетливый, чем свадебный убор девушки из Конта, выставленный в музее «Арлатен» в Арле. Могу добавить, что в Маконе есть миниатюра, на которой изображена молодая женщина, одетая, словно королева, в чёрный бархатный убор брессанок, достойный кастильской инфанты... Не было ничего случайного в том, что Габриэль открыла, а затем использовала то, что станет её тайным оружием.

Изобретательность и сноровка, оставленные ей в наследство прошлым, давали Шанель особую силу.

В 1916 году в Париже, стараясь придерживаться того, что принесло ей успех в Довиле, стремясь остаться верной самой себе, она искала ткань, похожую на трико. Сам выбор весьма красноречив. Вязание... Вечное занятие деревенских жителей. Но в эпоху, когда шерсть стала редкостью и служила только для изготовления вязаных солдатских шлемов, особой тонкости в работе ждать не приходилось.

Именно тогда то обстоятельство, что с детства она узнала бедность, стало преимуществом. Мы не ошибёмся, заметив, что козырь этот был весьма ненадежен и что нескольких лет безраздельного господства роскоши в моде было бы достаточно, чтобы это преимущество уничтожить. Например, опасность состояла в том, что можно было поддаться очарованию «Русских балетов» и поставить знак равенства между женским очарованием и буйством тканей. Искусство нравиться, соответствующее канонам красоты по Баксту? Мы знаем, что этого не произошло, и «дувший из степей ветер» пощадил Шанель.

Она решила отказаться от украшения. Клиентки, для которых богатство и элегантность были неразделимы, вероятно, сделали бы подобную задачу невозможной для Пуаре, Борта, Дусе. Но для Шанель? Она привыкла с юности использовать то, от чего отказывались другие, так что ей не надо было ни меняться, ни отступать. Поэтому, когда один фабрикант по имени Родье предложил ей, за неимением лучшего, неиспользованный товар, который, по его мнению, и использовать было нельзя, он был крайне удивлен, что вызвал у Шанель интерес.

Это был экспериментальный образец. Создавая эту ткань для трикотажного производства,  изобретатель думал удовлетворить запросы спортсменов. Родье рассчитывал, что молодые люди, обожающие свежий воздух и «английский стиль», оценят ткань, которая называлась «джерси», и что производство кальсон, помеченных инициалами, ночных рубашек из двойных полотнищ и маек, сшитых на заказ, полностью оправдает её употребление. Ничуть не бывало.
Во время показа одни сочли ткань слишком жёсткой, другие - «незабавной», и потом, что это за текстура? Машинная вязка?
Послушайте, несмотря на самое расчудесное оборудование, она будет пузырить, будет морщить, и не говорите, что это не так! А цвет? Бежевый, который хорошие поставщики сочли «бедняцким». Из такой материи можно шить только рабочую одежду для вагоновожатых, чёрнорабочих... В общем, никто ткань брать не захотел. Затем началась война, у Родье были другие заботы, и запасы джерси так и остались у него на руках.
Габриэль их скупила.
Это было как раз то, что она искала: трико, но связанное на машине. Она утверждала, что благодаря своей строгости джерси завоюет место, до сих пор принадлежавшее набивным материям. Родье ей не поверил, сомневаясь в том, что она заставит женщин носить ткань, которую мужчины сочли неподходящей для себя. Она не обратила никакого внимания на его предупреждение и сделала ему дополнительный заказ. Он отказался, не рискуя начать производство и испортить сырьё. Пусть она вначале попробует, а там будет видно. Последовала дискуссия, обмен резкостями. Она обозвала Родье ничтожным трусом. Он стоял на своём.

Их препирательства были лишь бледным прообразом того, чем будут в течение полувека отношения Шанель с поставщиками и компаньонами. Сколь бы ни были важны оказанные ими услуги, сколько бы ни было пережито вместе, она всегда кончала тем, что разрабатывала планы, чтобы вытеснить их, отстранить и производить вместо них. Борьба в зависимости от обстоятельств заканчивалась комедией или драмой, судебным процессом, примирением, уходом, криками: «Мне надоело», объявлением об окончательном разрыве... и всё начиналось сначала. Отметим, чтобы больше к этому не возвращаться, что согласие с теми, от кого по самой природе своей деятельности она зависела, всегда будет невозможно. И дело было не в личностях, а в том, что зависимость была для неё непереносима.

Доказательством правоты Габриэль, успокоившим страхи Родье, стала созданная ею из джерси модель, которую она стала носить сама. Она сделала пальто свободного покроя, доходившее до середины юбки, без каких-либо украшений, почти мужское по строгости кроя. Любой, даже менее искушенный, чем Родье, даже не знаток, а просто человек, обращающий внимание на то, что делает женщину элегантной, с первого взгляда заметил бы, что в этой модели была неведомая сила.

Что преобладало в моде до сих пор? Требования заказчиц, от которых зависело всё: у них было монопольное право на украшения, ткани и иногда даже фасон. Портные перекраивали и переделывали в зависимости от желаний светских знаменитостей, так что их туалеты представляли собой «синтез их личных вкусов и вкусов их портного». И беда ему, если красавица замечала на другой платье, в чем-то похожее на её собственное!

И вдруг украшательство уступило место линии, появилась одежда, родившаяся только благодаря логике создателя, отвечавшего на требования эпохи. Если женская мода была обязана Пуаре такими важными новшествами, как облегченный корсет, как попытка укоротить юбки - эти смелые нововведения льстецы слишком часто приписывали Шанель, которая, кстати, и не думала опровергать подобные вымыслы, - если Пуаре был непревзойдённым колористом, то именно Шанель в 1916 году навязала моде столь решающие изменения, что заставила её войти в XX век. Право женщин на комфорт, на непринуждённость движений, возросшая важность стиля в ущерб украшательству и, наконец, неожиданное использование простых тканей, повлекшее за собой ipso facto возможность в ближайшем будущем создавать элегантные модели, доступные для самого широкого круга покупательниц.

 

 

Продолжение »