Душевные отклонения и болезни...
Психотравмы и судьба человека...Детские и юношеские психотравмы и судьба человека...
Биографии, автобиографии и мемуарыРазличные воспоминания о творчестве и творцах…
X
Душевные отклонения и болезни...
Психотравмы и судьба человека...Детские и юношеские психотравмы и судьба человека...
Биографии, автобиографии и мемуарыРазличные воспоминания о творчестве и творцах…
X
Об особенных переживаниях посвящаемого Андрей Белый пишет в «Записках чудака», предназначенных для публикации, ещё раз всплывает эта тема в «Материале к биографии (интимном)», написанном позднее и в автобиографическом письме к Р.В. Иванову-Разумнику от 1-3 марта 1927 года. Из анализа этих документов сознания можно сделать следующие выводы. Белый описывает посвящение как «ряд посвятительных моментов». «Вспых света», или самый главный из этих моментов имел место во время лейпцигского цикла лекций Штейнера «Христос и духовные миры - о поиске Святого Грааля» 29 или 30 декабря 1913 года.
Этот ярчайший момент произошёл скорее всего во сне или в состоянии медитации: «... на столе-аналое стояла чаша; и я понял, что это Грааль; справа от меня сидел д-р Штейнер, слева М.Я. фон Сивере. Доктор отчётливо спросил меня: «Так вы согласны идти на это?» И я застал себя отвечающим: «Да, согласен!» [...] я понял, что я, или моё бодрственное «я» вопрос д-ра проспало, но высшее «Я» дало положительный ответ. Тогда д-р и М. Я. взяли чашу, Грааль и как бы подставили мне под голову; кто-то (кажется д-р) не то ножичком сделал крестообразный какой-то сладкий разрез на моём лбу, не то помазал меня благодатным елеем, отчего не то капля крови со лба, не то капля елея, не то моё «я» капнуло в чашу, в Грааль; но эта чаша была уже не чашей, а моим сердцем, а капля была моим сознанием, канувшим в сердце: в меня сквозь меня; и когда капля коснулась Чаши, то Христос соединился со мной: и из меня, во мне, сквозь меня брызнули струи любви несказанной и Христова Импульса...».
Белый был уверен, что произошло подлинное посвящение. Позже он назовёт этот момент «рубеж с посвятительным узелком», в который надо вглядываться годами, чтобы осознать заложенный там материал. Само посвящение связывалось для Белого с «посвятительной» болезнью, примером чему служил Гёте, по преданию получивший посвящение также в Лейпциге во время болезни. Телесного недуга, однако, Белый не перенёс в то время, но состояние его сознания было крайне неуравновешенным. Он был уверен, что каждое событие, как и каждое слово Штейнера на лекциях, имеют тайную подоплёку (другими словами - символичны), понять которую дано только ему.
Ещё один сильный посвятительный момент связывается Белым с посещением могилы Ницше под Лейпцигом. Этот момент становится моментом осознания кризиса малого «я» и конца прежней жизни. В последующие дни в Белом нарастает ощущение собственной исключительности и огромности происходящего в нём. Параллельно ему открываются важные события мирового значения, относящиеся к будущему; «и как-то выходило, что моя связь с д-ром [...] оказывалась в цепи мировых событий ибо провиденциальность фигуры д-ра в этот период была особенно ярка». Штейнер как бы вырастает в глазах Белого вследствие причастности к посвящению последнего.
Следующим событием становится для Белого предполагаемое открытие тайны его прежнего воплощения - Микель-Анджело. Два посвятительных сна включаются в этот же ряд. В скором времени (с февраля) эти необыкновенные переживания отступают, Белый отмечает усталость и разочарование. На март 1913 года приходится, по-видимому, начальная фаза раздвоения личности, позже зафиксированного самим Белым в образе Леонида Ледяного (см. «Записки чудака»). Начавшаяся регрессия даёт себя знать в нарождающихся «странных», по определению Белого, отношений с сестрой Леи Тургеневой Наташей. Эти отношения по описанию Белого носили демонический и эротический характер, открывая собой череду нападений тёмных сил на душу его как посвящаемого.
Белый пишет, что в борьбе с наваждением он форсировал чрезмерно медитации, вследствие чего в свою очередь его физическое здоровье пошатнулось. Кроме того, возможные искажения вкрались и в саму медитацию из-за её утрирования, т. к. он не в силах был отразить тёмные оккультные атаки. Впрочем об опасности неправильного медитирования Белый был осведомлён, так, например, он пишет Блоку в декабре 1912 (январе 1913): «... свойство медитации таково, что если неверно медитируешь, то накликаешь стихийные силы на себя, делаешься игрушкою чар и сил, которые уже потом Тебя гонят, а Ты не знаешь ни причины появления злого рока, ни средств остановить его приток [...] это медитативное свойство наших душ [...] - подлинная и единственная причина всего непостижно-странного и злого».
Процитированное письмо предшествовало описанной регрессии после моментов посвящения, следовательно, Белый мог определить причины наваждения и победить его. Однако внутренних сил только зарождающегося нового «Я», по-видимому, не хватило для такой работы. Вспомним, что по свидетельствам спасающихся в монастырях именно во время возвышения духом они испытывали усиливающиеся нападения тёмных сил. Так что в самом факте искушения или нового испытания, посланного Белому, ничего странного нет, если за норму жизни принять ландшафт пути посвящения. На месте славянских посвящений Белый переживает новый взлёт духовных сил, момент ясновидения. Состояние его не было секретом для соратников по антропософии, т. к. Белого просили позировать для изображения посвящаемого. В то же время тему посвящения все обходили молчанием. Первая мировая война становится общим испытанием для всех членов антропософской общины в Дорнахе. По мнению Белого, некоторые антропософы не выдерживают и впадают в шовинизм, с которым сам он активно борется. В то же время он отмечает, что всё чаще общается исключительно с русскими антропософами.
Белый пишет о частых приступах страха преследователей, как в материальной оболочке, так и в астральной. Этим преследованиям, которые расценивались многими как мания, Белый, уже с исторического расстояния («Материал к биографии» пишется годы спустя после событий, имевших место в Дорнахе) даёт вполне реальное объяснение: то были агенты контрразведки воюющих стран - Антанты и Германии. При географической близости Дорнаха к месту военных действий, принимая во внимание и впрямь кажущееся подозрительным собрание множества людей разных национальностей, в столь неблагоприятный исторический момент занятых постройкой какого-то здания, объяснение Белого представляется правдоподобным. […]
Особое значение для Белого имели молитвы его святому Серафиму Саровскому в августе 1915 года, когда обстановка в Дорнахе накалилась до предела: «Так в веренице чёрных дней, которыми открылся август, появляются вспышки странных надежд на почти «Чудо», долженствующее ликвидировать зло; для меня же эта надежда на «чудо» есть надежда: молитвою Серафима, помощью светлых и медитативным чтением Библии, я сумею, быть может, прорвать роковое кольцо тьмы, которое обступило меня». Здесь конфликт света и тьмы уже отчётливо трактуется как конфликт небесных сил и дьявольских; в другой плоскости проводится параллель с партией шахмат. Белый сравнивает себя и даже Штейнера с белыми фигурами, теснимыми чёрными.
Защиты, если не от небесных сил, ждать не от кого, т. к. посвящаемый предоставлен своим собственным силам, сам отвечает впредь за свою судьбу. Последнее мистериальное переживание Белого, зафиксированное в «Материале… связано с постановкой последней сцены «Фауста», где Фауста спасают ангелы. Вновь возникает тема спасения с помощью небесных сил. Миссия (победить гидру войны), порученная Белому Штейнером при посвящении, и в прочтении и выполнении которой он не уверен, отодвигается на второй план мыслью о спасении. В мистерии «Фауст», имеющей посвятительный смысл, Белый пытается прочитать знаки, указывающие на возможность спасения. Белый видит в исходе борьбы светлых и тёмных сил за Фауста надежду для себя лично. Он верит в своё окончательное спасение, сводит все события, происходящие не только на сцене, но и в жизни, исключительно к себе, к определению своей собственной судьбы. В этом видится нам удаление с пути посвящения, т. к. концентрация интереса на своей судьбе, судьбе своего малого «я» не соответствует предполагаемой в посвящении (см. выше) смерти малого «я» и рождении большого «Я». Если принять гипотезу о том, что посвящение Белого, подготовленное медитативной работой И начавшееся «вспыхом света», не нашло своего необходимого завершения, т. к. Белый не выдержал всех связанных с ним испытаний (главным внутренним содержанием записей постепенно становится мысль о спасении самого себя от опасностей), - становится понятным несколько пренебрежительное отношение Штейнера к разочаровавшему его ученику годы спустя в Берлине. […]
Не лучше ли, воздержавшись пока от окончательных выводов, согласиться с Белым в следующем: «Проблема, конечно, мною не разрешена; и не разрешится в этом воплощении; вообще,- ряд поколений будет ещё работать над тем, к чему мы все (и антропософы) лишь ищем первых шагов».
Майер-Быкова И.,Путь посвящения (пример Андрея Белого), в Сб.: Интеллект, воображение, интуиция: размышление о горизонтах сознания (мифологический и художественный опыт), Выпуск 11, СПб, «Эйдос», 2001 г., с.138-152.