О разуме, как он в состоянии исследовать сам себя по Эпиктету

«(1) Всякое искусство и всякая способность в состоянии исследовать нечто определённое в качестве своего главного предмета.

(2) Таким образом, когда они и сами однородны с предметом своего исследования, то они неизбежно оказываются в состоянии исследовать и себя, а когда неоднородны, то не могут исследовать себя.

(3) Так, например, сапожное искусство имеет дело с кожей, но само оно совершенно отлично от кожевенного материала. Поэтому оно не в состоянии исследовать, само себя.

(4) Грамматика, в свою очередь, имеет дело с записанными звуками речи. Как разве и сама она есть записанные звуки речи? Отнюдь. Поэтому она не может исследовать самоё себя.

(5) Ну, а для чего же дан природой разум? Для пользования представлениями как должно. Ну, а сам он - что есть такое? Система определённых представлений. Таким образом, он оказывается по природе в состоянии исследовать и сам себя.

(6) В свою очередь, здравомыслие является исследующим что? Благо, зло и то, что ни то, ни другое. Ну, а само здравомыслие - что есть такое? Благо. А нездравомыслие - что есть такое? Зло. Итак, видишь, что здравомыслие неизбежно оказывается в состоянии исследовать и само себя и свою противоположность?

(7) Поэтому важнейшая и первая задача философа - это проверять и различать представления и не принимать ни одного непроверенным.

(8) Видите, когда дело касается монеты, где кажется, что она имеет какое-то значение для нас, как и искусство определенное мы изобрели, и сколькими способами пользуется пробирщик серебра для проверки монеты - зрением, осязанием, обонянием, наконец, слухом: (9) бросив денарий, он внимательно прислушивается к звону, и_он не довольствуется звоном денария только один раз, но продолжительными прислушиваниями доводит свой слух до музыкальной тонкости.

(10) Вот так, где по нашему мнению небезразлично, впадаем ли мы в заблуждение или не впадаем, там мы обращаем большое внимание на разбор того, что может вводить в заблуждение, (11) а когда дело касается несчастной высшей духовной части, мы, зевая и дремля, принимаем всякое представление: ущерба ведь от этого нет! (12) Так вот, если ты хочешь узнать, как ты небрежно относишься к благу и злу, а как ревностно - к безразличному, подумай внимательно, как ты относишься к слепоте и как к заблуждению, тогда ты узнаешь, что ты далёк от должного восприятия блага и зла.

(13) Но это требует много подготовки, много труда, познаний. - Что же, ты надеешься, что величайшей наукой можно овладеть ценой немногого?

(14) Однако сам главный принцип философов чрезвычайно немногословен. Если хочешь узнать это, прочитай сочинения Зенона, и увидишь.

(15) Действительно, к чему пространно говорить о том, что целью является следование богам, а сущностью блага - должное пользование представлениями?

(16) Начни говорить: «Что же такое бог и что такое представление? Что такое природа частного и что такое природа вселенной?» - уже пространно.

(17) Ну, а если бы явился Эпикур и сказал, что благо должно заключаться в плоти - опять получается пространно, и необходимо выслушать, в чем заключается главное в нас, в чём основное и существенное. Что благо улитки заключается в её раковине - это невероятно, ну, а что благо человека заключается в его раковине - это вероятно?

(18) А у тебя самого, что главнее, Эпикур? Что представляет собой в тебе то, что обдумывает, то, что рассматривает все, то, что судит о самой плоти как о главном?

(19) А к чему ты и светильник зажигаешь, и трудишься ради нас, и столько книг пишешь? Чтобы мы узнали истину? Кто мы? Что мы тебе? Вот так принцип получается пространным».

Эпиктет, О разуме, как он в состоянии исследовать сам себя, в Сб.: Благоразумие мудрости. Соломон Мудрый: Экклезиаст. Песнь песней. Притчи; Эпиктет. Беседы, Симферополь,  «Реноме», 1998 г., с. 135-137.