Встреча Наставника-профессионала
Встреча Наставника-профессионала
Ранняя творческая СверхнагрузкаРанняя творческая Сверхнагрузка / тренинг
X
Обучение, воспитание пианиста в детстве – случай В.И. Маргулиса
«У нас была одна комната, так что я слушал все занятия отца с братом и всё, что он показывал Косте, запоминал и легко повторял. Отец это заметил и переключился на меня, оставив брата в покое. Отец занялся мной очень рьяно. А было мне в ту пору неполных пять лет. Он хотел сделать из меня вундеркинда и заставлял меня заниматься очень много. Хотя я занимался с удовольствием, но много не хотел. Теперь оплеухи получал я.
Сейчас я могу с уверенностью сказать спасибо моему отцу! Он заставил и научил меня много заниматься. Заниматься - это хорошее качество. А много заниматься - это уже превосходное качество. Это дисциплина, это самообладание, это воля. Это всё нужно не только в музыке, но и в жизни. Столько времени, сколько отец тратил на меня, могут тратить только родители. Наслаждаясь игрой большого артиста в концерте, поблагодарите его мать и отца, которые его «высидели».
К тому времени у меня был уже небольшой музыкальный опыт. Предвижу ехидный вопрос: «Откуда у пятилетнего ребёнка опыт?» Чтобы ответить на него, вернемся к моему отцу. У него была коммерческая жилка. Я помню, отец покупал рояль, ну, скажем, за 1000 рублей, что-то в нём чинил, а затем продавал за 950 рублей. Вы спросите: «Что же он заработал?» Это спрашивала, вероятно, и моя мама. Но не в деньгах счастье, он, как говорится, был «при деле». И это его успокаивало. Но в результате его деятельности у нас всегда было два рояля. У нас не было двух кроватей, но рояли хорошо выполняли их функции. И мы с братом спали: он на большом рояле, а я на нашем основном маленьком инструменте фирмы «Беккер». На крышку рояля клался матрасик с подушкой, и было простенько и удобно. Нельзя сказать, чтобы отец не любил заниматься. Он не любил заниматься систематически. Он любил играть, а не упражняться, и играть, когда на него находило вдохновение.
Так, вдруг среди ночи он начинал музицировать на инструменте, на котором спал я.
И сквозь сон я слышал сонату с похоронным маршем, Четвёртую балладу Шопена, Первый концерт Чайковского, музыку Баха, Шумана, Скрябина - всего не перечислишь.
Утром я был полон музыки и подбирал по слуху то, что было у меня в голове. Особенно понравился мне похоронный марш Шопена, который я тут же подобрал по слуху. Я сыграл его отцу, и он дал мне его выучить. Это была моя первая пьеса. Как я играл похоронный марш? Я думаю, с налётом легкой грусти и в темпе, разрешённом милицией города Харькова для погребальных процессий. Мама, видя, что я способный ребёнок, повела меня во Дворец пионеров, где набирали ребят в школу для одарённых детей. Мне шёл уже седьмой год, и когда члены жюри спросили меня, что я хочу сыграть, я скромно ответил: «Похоронный марш Шопена». Это их просто шокировало: «Как педагог мог дать ребёнку такую пьесу?..» И когда я затем сыграл им по слуху две страницы из «Чаконы» Баха-Бузони, началось всеобщее осуждение педагогических приёмов моего отца.
Тем не менее, я поступил к лучшему педагогу школы - Надежде Борисовне Ландесман, окончившей Берлинскую консерваторию. Она задала мне репертуар, разрешённый педсоветом для моего возраста, - «Бирюльки» Майкапара и тому подобные пьесы, которые я не хотел играть. Вот тогда началось двоевластие. Я учил «Бирюльки» для школы, а отец давал мне свой репертуар: этюды Скрябина, «Лунную сонату» Бетховена, Первый концерт Чайковского. Как это ни странно, я выучил концерт Чайковского без особого труда и играл его с оркестром, когда мне было десять лет. «Бирюльки» так и остались недоученными, так как музыку нельзя учить без любви к ней. Таким образом, к одиннадцати годам в моём репертуаре были: Первый концерт Чайковского, Второй Рахманинова, Первый Шопена, Четвёртый Рубинштейна и уйма трудных пьес, которые я играл без всяких технических затруднений».
Маргулис В.И., Паралипоменон: новеллетты из жизни музыканта, М., «Классика-XXI», 2006 г., с. 10-11.
