«Раневская приезжает на спектакль рано - часа за два. И сразу начинает раздражаться. Она здоровается. Громогласно и безадресно. Ей отвечают - тихо и робко дежурные, уборщицы, актёры, застрявшие после дневной репетиции, они не могут поверить, что великолепное, звучное «здравствуйте!!!» относится к ним. Раневской кажется, что ей не ответили на приветствие Лампочка у входа горит тускло. А на скрещении коридоров - другая - излишне ярко. Ненужная ступенька, да ещё, как нарочно, полуспрятанная ковровой дорожкой. Раневская раздражается. Придирается. Гримёры и костюмеры трепещут. Нередки слёзы. «Пусть эта девочка больше не приходит ко мне, она ничего не умеет!» - гремит голос Раневской. Я сижу в соседней гримерной и через стенку слышу всё. Надо зайти. Как режиссёр, я обязан уладить конфликт - успокоить Фаину Георгиевну и спасти от её гнева, порой несправедливого, несчастную жертву. Но я тяну. Не встаю с места, гримируюсь, мне самому страшно. Наконец, изобразив беззаботную улыбку, вхожу к ней. - Я должна сообщить вам, что играть сегодня не смогу. Я измучена. Вы напрасно меня втянули в ваш спектакль. Ищите другую актрису.
Я целую ей руки, отвешиваю поклоны, говорю комплименты, шучу, сколько могу. Но сегодня Раневская непреклонна в своем раздражении.
- Зачем вы поцеловали мне руку? Она грязная. Почему в вашем спектакле поют? У Островского этого нет.
- Но ведь вы тоже поёте... и лучше всех нас.
- Вы ещё мальчик, вы не слышали, как поют по-настоящему. Меня учила петь одна цыганка. А вы знаете, кто научил меня петь «Корсетку»?
- Давыдов.
- Откуда вы знаете?
- Вы рассказывали. (Грозно):
- Кто?
- Вы.
- Очень мило с вашей стороны, что вы помните рассказы никому не нужной старой актрисы. - Пауза. Смотрит на себя в зеркало. - Как у меня болит нос от этой подклейки.
- Да забудьте вы об этой подклейке! Зачем вы себя мучаете?
- Я всегда подтягиваю нос... У меня ужасный нос... - Пауза. Смотрит в зеркало. - Не лицо, а ж... Ищите другую актрису. Я не могу играть без суфлёра. Что это за театр, где нет суфлёра? Я не буду играть без суфлёра.
- Фаина Георгиевна, и я, и Галя - мы оба будем следить по тексту.
- Вы - мой партнёр, а Галя - помреж. Суфлёр - это профессия!.. Не спорьте со мной!!! И мне подали не тот платок, эта девочка очень невнимательна.
- Это ваш платок, Фаина Георгиевна.
- Нет, не мой! Я ненавижу такой цвет. Как называется такой цвет? Я совершенно не различаю цвета. Что это за театр, где директор никогда не зайдёт, чтобы узнать, как состояние артистов! Им это, наверное, неинтересно. А что им интересно? В дверях появляется внушительная фигура директора театра.
- Здравствуйте, Фаина Георгиевна! Раневская подскакивает на стуле от неожиданности.
- Кто здесь? Кто это?
- Это я, Фаина Георгиевна, Лев Федорович Лосев. Как вы себя чувствуете?
- Благодарю вас, отвратительно. Вы знаете, что в нашем спектакле режиссёр уничтожил суфлёрскую будку? И я вынуждена играть без суфлёра.
- Фаина Георгиевна, у нас в театре вообще нет суфлёрской будки.
- А где же сидит суфлёр?
- У нас нет суфлёра. Но Сергей Юрьевич мне говорил, что Галя...
- Сергей Юрьевич - мой партнёр, а Галя – помреж, суфлёр - это профессия (и т. д.). Но я благодарю вас за то, что вы зашли. Теперь это редкость... Вот он, мой платок. - Она начинает надевать тот самый платок, что подали вначале. - Странное время, суфлёрской будки нет, пьес нет, времени ни у кого нет, а зрительный зал полон каждый вечер. За десять минут до начала Раневская выходит из гримерной. Заглядывает ко мне:
- Почему горит свет, а никого нету?! Какая небрежность!
- Я здесь, Фаина Георгиевна. Я гримируюсь.
- Извините, я вас не увидела. Ой, тысячу раз извините, я помешала творческому процессу. На сцену её сопровождает специально прикреплённый к ней помреж - опытнейшая Мария Дмитриевна. Она действует успокаивающе. Ф.Г. сидит в декорации на выходе и читает свою роль. Мария Дмитриевна машет веером. Я хожу по сцене - проверяю, всё ли на месте. Шумит зал за занавесом. […]
Раневская не могла выйти на сцену сама. Её нужно было «выпускать». суфлёра она уступила, но эту традицию старинного русского театра сохранила. Помреж должен тронуть за плечо и сказать: «Ваш выход» - или просто и грубо: «Пошла». И тогда... пошла. И так на каждый выход. А их в «Правде...» у Филицаты десять. Мария Дмитриевна блестяще исполняла роль помрежа XIX века. Вот она растирает мерзнущие руки актрисы, вот машет на неё веером. Утешает, шёпотом ободряет. Потом властно говорит: «Приготовились!» Помогает встать со стула. И на равных, по-деловому, приказательно: «Пошла!»
Юрский С.Ю., Кого люблю, того здесь нет, М., «Аст», 2008 г., с. 97-100 и 105.