Теоретическая дискуссия в лагере по воспоминаниям Л.Э. Разгона

В лагере Л.Э. Разгону никогда не приходили в голову мысли о И.В. Сталине...

«Он был далёк, не ближе, чем Александр Македонский или ещё кто-нибудь из этой сволочной породы. И всё-таки, как ни странно, мне пришлось с ним столкнуться. Было так. Я пронормировал рабочие наряды, они были, в общем, все совершенно одинаковые, в них - типичная туфта, которая была запланирована бригадиром и нормировщиком. И хотя по-прежнему действовал строгий приказ, что кормить заключённых надо по труду, тем не менее каждый, выходящий на работу, делал ли он что-нибудь, ничего ли не делал или почти ничего не делал, свою пайку получал. Свою пайку, свою баланду, своё премблюдо в виде кусочка дополнительного хлеба. Для этого надо было иметь не меньше, чем 105 процентов выполнения плана. И он имел их всегда. Да и сам начальник наш, капитан Намятов, привык уже к тому, что есть такой стандарт: 105-110 процентов выполнения. И подписывал их, не сопровождая никакими комментариями. Но в то летнее утро, когда я закончил работу и принёс ему наряды, он их просмотрел и глубоко задумался, насколько можно употреблять это выражение по отношению к нему, и сказал: «А вот скажи, Разгон, почему это у нас такая низкая производительность труда? Почему это в леспромхозах, а мне тут показывали, как работают леспромхозы, производительность труда чуть ли не в два раза выше? Почему они работают хорошо, а мы работаем так плохо?»

Я подумал и сказал: «Капитан, так ведь леспромхоз - это последовательное социалистическое предприятие». - «Да ну? А мы?» - «А мы нет». - «То есть как нет?»

«Мы не социалистическое предприятие, - сказал я гордо. - Разве вы когда-нибудь слышали такое выражение - «социалистическая тюрьма», «социалистический лагерь»?»

Он посмотрел на меня и только побледнел: «А что же мы такое?» «А так, - сказал я, рассыпая блестки эрудиции. - ещё Маркс, Ленин и Сталин говорили, что при социализме и даже при коммунизме останутся ещё пережитки капитализма в виде таких принудительных учреждений вроде тюрьмы».

Он думал минут пять, потом очнулся: «То есть я, выходит, работаю в пережитке?» - «В пережитке», - подтвердил я. «В пережитке капитализма?» - «Да, - подтвердил я не очень уверенно. - В пережитке капитализма».

Наша теоретическая дискуссия закончилась довольно банально. Он вызвал надзирателя и сказал: «Надеть наручники, отвести в карцер и пусть думает». И обращаясь ко мне: «Вы там думайте, как вы смели сказать такое про Ленина и Сталина».

Ну, меня отвели в карцер. Это было не очень страшно, потому что было лето, тепло. С меня сняли наручники, я остался один в этом крошечном деревянном гробу, впереди у меня был целый день, потому что я знал, что меня, вероятно, закатают на пару суток, и начал думать. Про кого? Я начал думать про товарища Сталина.

И вдруг я понял, что я живу в соревновании не с Александром Македонским, не с Наполеоном, а с совершенно реальным моим современником - Сталиным. И кому-нибудь из нас надо кого-то пережить. Или Сталин переживёт меня, или я должен был пережить Сталина. Я подсчитывал, и мне казалось, что больших шансов пережить Сталина у меня нет - у меня только начинался новый десятилетний срок и впереди ещё маячила ссылка. Сколько же мне будет тогда лет? Но, с другой стороны, я начинал подсчитывать: Сталин-то ещё старше. И потом я утешал себя: ведь он живет менее здоровой жизнью, чем я. Я знал, что он много и жирно ест, много пьёт, что в распорядок его жизни входят бессонные ночи и кутежи. Это был очень нездоровый образ жизни по сравнению с тем, как тихо, скромно жил я на свою пайку, на свою ложку каши, на свою миску баланды. И я, сидя по ночам в конторе, не так уж и много растрачивал физических сил. Иногда я даже подсчитывал, сколько же холестерина потребляет Сталин, опасного холестерина, который образует бляшки на сосудах, и как в этом отношении здорово везёт мне. Никакого холестерина и никаких бляшек, а кроме того, я ведь моложе. В этих размышлениях у меня прошёл весь день. Вечером за мной пришёл надзиратель и сказал: «Пошли к начальнику». Капитан Намятов явно был помятый, не отдохнувший; как мне потом сказали, он весь день названивал в управление лагерей в Соликамск начальнику политотдела, выясняя, кто прав в той теоретической дискуссии, которую он вёл с заключённым Разгоном.

Мрачно посмотрев на меня, сказал: «Вот что, Разгон, запомните: Ленин и Сталин никогда не писали для заключённых. К вам это отношения не имеет. Возьмите наряды и идите».

И на этом закончился ещё один эпизод моих отношений со Сталиным. Эпизод, но не конец».

Разгон Л.Э., Мне не везло со Сталиным / Непридуманное. Биографическая проза, М., «Захаров», 2010 г., с. 14-16.