Творческое развитие юношей и девушек
Встреча с нерешённой ПроблемойВстреча с нерешённой Проблемой / Задачей
X
Творческое развитие юношей и девушек
Встреча с нерешённой ПроблемойВстреча с нерешённой Проблемой / Задачей
X
«- Что же обратило ваше внимание на офтальмологию, что заставило избрать именно эту специальность?
- Я никогда не мечтал быть терапевтом или гинекологом. Думал о рентгенологии, потому что там много техники, думал о хирургии - мне она казалась очень мужественной специальностью. Но когда я пришёл на офтальмологию, то понял: вот специальность, которая мне нравится. Причём когда я чем-то занимаюсь, то всегда стараюсь следовать принципу: от общего к частному. Поэтому, начав заниматься фотографией, я прочитал все учебники и пособия, которые были мне доступны, касающиеся устройства фотоаппаратов, объективов, работы оптической системы и прочее. Оттого офтальмология явилась для меня такой находкой. И я сразу решил, что только ею и буду заниматься.
Когда на пятом курсе мы начали изучать офтальмологию, то я сразу поступил в кружок по офтальмологии, стал бывать в клинике и пропадал там по вечерам. Старался овладеть оборудованием, осматривал больных. Офтальмологическое оборудование действительно напоминает аппаратуру хорошего фотографа: оптика, поле зрения, сила роговицы, рефракция, «подкручивание на фокус» глаза при помощи очков. Всё было очень интересно и очень ясно. В середине интернатуры, на шестом курсе, - это был пятьдесят первый или пятьдесят второй год - меня стали брать в районы для ассистирования во время операций, и я даже начал делать первые операции самостоятельно. Одну из первых операций по экстракции катаракты сделал в станице Вешенской. Это километров 250 от Ростова. […]
После распределения в станицу Вешенскую:
Жизнь была однообразна. Единственное удовольствие летом - плавание. Каждое утро я часа полтора плавал. Во время жатвы в поликлинике было пусто, я спускался к реке, садился в лодку и плыл на другой берег Дона на прекрасный пляж. Немного загорал, потом плавал. Если кто-то приходил - какая-нибудь старушка подобрать очки, - то тетя Ксеня, санитарка, выходила на крыльцо и махала косынкой. Это был знак - надо возвращаться. Я снова переплывал Дон, одевался и через десять - пятнадцать минут принимал эту старушку. […]
Конечно, я понимал, что стать хорошим специалистом в Вешенской не смогу. А мне хотелось чего-то достичь в своей области. Мы договорились с женой, что она попросит направление на Урал после окончания университета, и тогда я переберусь к ней. Так мы и сделали. Я поехал в Москву в министерство и получил перевод в Лысьву. Это небольшой город, но глазное отделение на 25 коек там все-таки было. Я стал и начальником станции «скорой помощи», которая состояла из одной машины и двух лошадей. Начинаю работать и оперировать. В течение первого года провел около сотни операций. Условия в Лысьве оказались значительно лучше Вешенских: были деньги, были инструменты, да и Пермь рядом - около ста километров.
Первый свой доклад я сделал на тему удаления хрусталика-капсуля при помощи специальной петельки. В то время удаляли только ядро хрусталика, а остальные части оставались в глазу, поэтому острота зрения у людей была не очень высокая. Я сделал операций пятнадцать - семнадцать и на «обществе» доложил об этом. […]
- Что изменило в вашей жизни и научной работе пребывание в ординатуре? Оправдались ли ваши надежды?
- Я думал, что буду учиться в ординатуре три года, но так совпало, что, когда туда поступил, ординатуру сократили до двух лет. Твёрдо решил, что за эти два года должен защитить диссертацию. Поставил себе целью работать в научном учреждении и заниматься разработкой новых методов лечения глаза. Начал энергично работать и, что, наверное, редко удаётся в ординатуре, за два года набрал материал и защитился.
Работал так: до трёх часов в глазной клинике занимаюсь всеми ординаторскими делами, затем еду через весь город в нейрохирургическую клинику и там исследую больных, изучаю состояние глаза при опухоли мозга или при воспалительном процессе в мозгу, изучаю поле зрения глаза при этих заболеваниях. Какова величина так называемого слепого пятна? Потом фотографирую глазное дно. К десяти часам вечера успеваю посмотреть пять-шесть человек, а потом опять еду в клинику. Проявляю плёнку, печатаю фотографии и возвращаюсь домой в одиннадцать, двенадцать, в час ночи. Так почти каждый день на протяжении полутора лет.
За эти полтора года мне удалось обследовать около ста тридцати больных и получить научные данные по теме. Я пришёл к очень интересным результатам. Любой человеческий орган, несмотря на материальные изменения (отёк, кровоизлияние), длительное время, иногда до двух-трёх месяцев, сохраняет нормальные функции, что говорит об огромном запасе резервных механизмов. Диссертацию «Связь между слепым пятном и зрительным нервом при заболеваниях центральной нервной системы» я закончил в 1957 году и защитил её в 1958, поступив в ординатуру 1 октября 1955 года. На эту работу у меня ушло два года и два месяца. Защита прошла нормально, несмотря на то, что, по мнению некоторых офтальмологов, в ней была кое-какая ересь.
- Что изменилось в вашей жизни после защиты диссертации?
- Я сразу стал искать работу. В Ростове работы не было - глазных врачей больше, чем нужно, многие работают на полставки. Все места заняты, каждый ждет вакансии, а она может появиться, если кто-то уйдет на пенсию. Первое время, месяцев восемь, я работал ординатором в ростовской областной больнице. Наконец случайно встретился с женщиной, вместе с которой учился в ординатуре. Теперь она работала в Чебоксарах. Она мне предложила ехать к ним в филиал института Гельмгольца, где как раз нужен был заведующий клиническим отделением. У них имелись небольшие научные лаборатории и связь с Москвой. Она меня убедила. Я подал туда на конкурс, приехал в Чебоксары и получил в своё распоряжение глазное отделение.
Там было два отделения: хирургическое и трахомотозное. Трахома меня не волновала. Заболевание неинтересное и лечение консервативное. А хирургия привлекала. Здесь, в Чебоксарах, я пытаюсь создать новые инструменты, езжу по заводам. Там был неплохой электроаппаратный завод с проектно-конструкторским бюро и прекрасными мастерами. Мы жили в маленькой квартирке из двух комнатушек, находившейся во дворе нашего института. Мне часто не спалось по ночам. Мучила мысль, что опять что-то делаю не так, повторяю чужие идеи. В одну из бессонных ночей пришло решение серьезно заняться гистохимией. Создать мощную лабораторию для исследования глаза на молекулярном уровне, узнать, с чего начинается процесс помутнения: с нарушения в ферментах, в белках или проблема в окислительных процессах? Эта идея меня тогда завела, и наутро, после очередной ночи размышлений, я помчался в библиотеку и взял книгу Пирса «Гистохимия». Но быстро понял, что у нас в Чебоксарах идея создания такой лаборатории вряд ли осуществима - невозможно достать наборы химикатов, они были очень дорогие, один грамм стоил пятьдесят тысяч. Это меня остановило. Через месяц я наткнулся на статью в иностранном журнале, где говорилось о том, что во время операции экстракции катаракты можно заменить хрусталик глаза. Я стал искать и нашёл ещё несколько статей по этой теме, все иностранные, но была одна и наша. Хрусталики имплантировали в Англии - доктор Ридли, в Голландии - врач Бинхорст. Я тоже решил попробовать их сделать. Тем более что фотографии хрусталиков у меня имелись и размеры их были ясны. С этой идеей я пошел к заместителю директора филиала Цилии Юзефовне Каменецкой. Она посмотрела на меня, как на инопланетянина, полагая, что это абсолютно нереально: если уж в Москве не делают, то в Чебоксарах это совершенно невозможно. Такая реакция меня не остановила, я помчался по всем городским лабораториям. В одной из них Бессонов пообещал сделать линзочку - искусственный хрусталик. Взяв за основу шарикоподшипник, он сделал подобие штампа; выдавил одну поверхность, другую, и, если между этими поверхностями вставляли кусочек пластмассы и нагревали его, получалась линзочка. Первая вышла малопрозрачной и корявой и, конечно, нигде не использовалась».
Автобиография (интервью с С.Н. Фёдоровым), в Сб.: Святослав Фёдоров. 600 тысяч часов полёта. Книга памяти, М., «Фонд развития передовых медицинских технологий имени Святослава Фёдорова», 2002 г., с. 27-31.