Общества высокой культуры по Освальду Шпенглеру
«… с III тыс. до н.э. тут и там вырастают высокие культуры, культуры в узком и великом смысле слова. Каждая из них заполняет уже совсем небольшое пространство земной поверхности и длится едва больше тысячелетия. Это время последних катастроф. Каждое десятилетие что-нибудь значит, чуть ли не всякий год имеет «своё лицо». Такова мировая история в подлинном и взыскательном смысле слова. Эта группа страстных потоков жизни нашла свой символ и свой «мир» в городе - против деревни на предшествующей ступени: каменный город, как обиталище искусственной, оторванной от матери-земли, совершенно противоестественной жизни. Город оторван от корней мышления, он притягивает к себе и потребляет потоки жизни, идущие от страны.
Тут возникает «общество» с его рангами - дворяне, священники, бюргеры - против «грубой деревенщины». Такие ступени жизни искусственны; естественно деление на сильных и слабых, умных и глупых. «Общество» становится местом культурного развития, которое целиком пронизано духом. Здесь царствуют «роскошь» и «богатство». Эти понятия завистливо искажаются теми, кто не принадлежит этому миру. Но роскошь есть не что иное, как культура в самой притязательной форме. Достаточно вспомнить об Афинах времен Перикла, о Багдаде Гарун Аль-Рашида или об эпохе Рококо. Эта городская культура насквозь и во всем пронизана роскошью, во всех слоях и профессиях, становясь со временем все более богатой и зрелой, все более искусственной, идет ли речь об искусстве дипломатии, стиля жизни, украшений, письма и мысли, хозяйственной жизни.
Без экономического богатства, скапливающегося в руках немногих, невозможно «богатство» изящных искусств, духа, благородства нравов, не говоря уж о такой роскоши, как мировоззрения, как теоретическая мысль, сменяющая мысль практическую. Упадок хозяйства влечёт за собою духовную и художественную нищету.
В этом смысле духовной роскошью являются также технические методы, вызревающие в группе этих культур, - поздний, сладкий, легкоранимый плод всё возрастающей искусственности и одухотворенности. Они начинаются со строительства египетских гробниц-пирамид и шумерских храмовых башен в III тыс. до н.э. Они рождаются далеко на Юге и знаменуют победу над тяжкой массой, затем они проходят сквозь творения китайской, индийской, античной, арабской и мексиканской культур, движутся к фаустовской культуре II тыс. н.э. на высоком Севере. Она представляет собой победу над тяжкой проблемой чисто технического мышления. Эти культуры растут независимо друг от друга и одна за другой сдвигаются с Юга к Северу.
Фаустовская, западноевропейская культура, быть может, не последняя, но она наверняка самая насильственная, страстная, трагичнейшая в своем внутреннем противоречии между всеохватывающей одухотворенностью и глубочайшей разорванностью души. Возможно, в следующем тысячелетии, где-нибудь между Вислой и Амуром, запоздало явится её бледный наследник, но здесь борьба между природой и человеком, восставшим против неё своим историческим существованием, будет вестись практически до самого конца.
Северный ландшафт тяжестью условий жизни, холодом, постоянной нуждой выковал из людской породы твёрдую расу - с предельно обострённым духом, с холодным пламенем неукротимой страсти к битвам, со стремлением вперёд и вперёд, к тому, что я назвал пафосом третьего измерения. Это воистину хищники, сила души которых устремлена к невозможному, а превосходство мысли, искусственно организованной жизни, претворяется в кровь и преображается в служение, возвышающее судьбу свободной личности до мирового смысла. Воля к власти, смеющаяся над всеми границами времени и пространства, имеющая своей целью безграничное, бесконечное, подчиняет себе все континенты, охватывая, наконец, весь земной шар своими средствами передвижения и коммуникации. Она преображает его насилием своей практической энергии и неслыханностью своих технических методов.
В начале всякой высокой культуры образуются оба первых сословия, дворянство и жречество, представляя собой первое «общество», возвышающееся над равниной крестьянской жизни. Они воплощают идеи, причём идеи взаимоисключающие. Благородный, воин, авантюрист живет в мире фактов; жрец, учёный, философ обитает в мире истин. Один чувствует себя или является судьбой, другой мыслит каузально. Один желает поставить дух на службу сильной жизни, другой ставит жизнь на службу духу. Нигде это противоречие не обретало столь непримиримых форм, как в фаустовской культуре, где кровь хищника в последний раз восстаёт против тирании чистой мысли. От борьбы идей императоров и папства в XII-XIII вв. и вплоть до борьбы между силами благородной традиции - королём, дворянством, войском - теориями плебейского рационализма, либерализма, социализма во французской и немецкой революциях вновь и вновь отыскивается решение этого противоречия».
Освальд Шпенглер, Человек и техника, в Сб.: Логика культуры. Антология / Сост. С.Я. Левит, СПб, «Университетская книга», 2009 г., с. 503-504.
