Самостоятельное решение Задачи
Самостоятельное решение сложной Задачи
Раннее освоение эвристикРаннее открытие / освоение эвристик
X
Создание собственной музыки юным композитором Н.В. Богословским
«Игре на рояле меня начали учить очень рано - лет с трёх. Почти единодушное отвращение, с которым дети этого возраста относятся к этим занятиям, известно. Я не составлял исключения. Четыре года моего музыкального образования были сопряжены с грандиозными скандалами, криками, суровыми наказаниями. Наконец, когда мне стало семь лет и я пошёл в школу, домашние, окончательно махнув рукой на попытки приобщить к тайнам музыкального искусства, освободили меня от музыки.
Через несколько лет я почувствовал вдруг непреодолимое желание бренчать на рояле, издавая совершенно нелепые и дикие звуки. Начались скандалы обратного порядка - от рояля меня оттаскивали. Но проявленное мной упорство, очевидно, подействовало, тем более что я перешёл полностью на сочинение собственной музыки. Родители решили показать меня с моими композиторскими попытками другу нашей семьи - старому композитору педагогу Семёну Викторовичу Панченко, ученику А. Лядова.
Панченко взялся обучать меня теоретическим премудростям и после годичных со мной занятий решил меня и ещё одного своего ученика, Володю Курнакова, показать старому другу - директору Ленинградской консерватории, знаменитому композитору А.К. Глазунову.
Надо сказать, что, вопреки советам моего учителя сочинять поначалу небольшие пьески для фортепиано, я сразу размахнулся на крупную форму. Сочинил первый акт оперы «Мечта Мира» по одноимённому фантастическому роману английского писателя Райдера Хаггарта о втором путешествии Одиссея. Либретто тоже написал сам.
Встретивший нас у директорского кабинета худощавый, седобородый, в тонких золотых очках Александр Вячеславович Оссовский, профессор консерватории и близкий друг и соратник Глазунова, был предупреждён о нашем визите и, сообщив Александру Константиновичу, что «молодые люди прибыли», ободряюще улыбнулся, приглашая войти в кабинет.
Время стёрло уже в памяти детали обстановки глазуновского кабинета. Помню только большой письменный стол направо от входа, заваленный кипами рукописей и нотных изданий. При нашем появлении грузный, похожий на Будду, Александр Константинович приветственно поднялся из-за стола, что заставило нас сразу оробеть от выражения такого невиданного уважения.
Поначалу Глазунов долго расспрашивал нас о занятиях с Панченко, о музыкальных вкусах, привязанностях и стремлениях. И это было так ласково, по-отечески и одновременно с таким уважением к «юным коллегам», что беседа эта навсегда останется в моей памяти как одно из самых значительных и дорогих воспоминаний.
Разговор продолжался долго - хозяина кабинета по его просьбе не тревожили ни звонки, ни посетители. Глазунов немало времени потратил на проверку нашего слуха, чувства ритма, музыкальной памяти, мельком перелистал наши сочинения. Это было удивительно - всемирно известный престарелый мастер, заваленный бесчисленными консерваторскими и творческими делами, тратит время (и сколько!) на мальчиков, желая узнать как можно больше об их музыкальных способностях.
- А это что такое? - неожиданно спросил меня Глазунов.
И тут произошло чудо. Александр Константинович сыграл с начала до конца без нот всю мою увертюру к опере, которую, как мне казалось, небрежно просмотрел за столом полчаса назад. Сыграл, не останавливаясь, без единой ошибки, в точном темпе и со всеми нюансами!
Я, совершенно не поняв, что произошло, повёл себя крайне глупо. Почему-то заглянул в рояль, потом под него, очевидно, решив, что ноты были где-то запрятаны и Глазунов потихоньку в них подсматривал. Но нет, мой клавир продолжал лежать в отдалении на столе.
Впоследствии я слышал немало рассказов и легенд о проявлении этой особенности громадного музыкального таланта Александра Константиновича. Уникальная музыкальная память помогла ему сделать много добрых дел для русской музыки.
Через день я узнал от С.В. Панченко, что Глазунов разрешает мне приходить к нему домой на Казанскую улицу, дом 8/10 (ныне улица Плеханова), раз в неделю, по воскресеньям, показывать свои сочинения с тем, однако, условием, чтобы я продолжал заниматься теорией у Панченко».
Богословский Н.В., Забавно, грустно и смешно, М., «Эксмо», 2003 г., с. 71-74.
