Признание результатов творческой личности
Признание профессиональным сообществом и/или обществом в целом результатов деятельности творческой личности
X
Прижизненная и посмертная слава по Франческо Петрарке [продолжение]
Впрочем, - вернусь к тебе - ничто из сказанного мной не оправдывает твоего негодования. В самом деле, не переносит превосходства одного или немногих над собой только тот, кто упрямым умом постановил самолично первенствовать в славе. Как во всём прочем, сноси свою участь и в том, что касается таланта и известности. Думаешь, фортуна распоряжается только достатком? Она госпожа всего в человеке, кроме добродетели; с ней нам дано часто бороться, никогда - справиться. Уж славой-то, самой воздушной вещью на свете, она легко вертит и крутит с помощью ветреных мнений, от достойных гоня её к недостойным: нет ничего переменчивей, нет ничего несправедливей суждения толпы, а на нём держится слава, и неудивительно, что она постоянно сотрясается, держась на столь шатком основании. Разумеется, фортуна властна только над живыми; смерть избавляет человека от её власти, с кончиной её шутки кончаются и, хочет она или нет, слава начинает следовать за добродетелью, словно тень за непризрачным телом.
Словом, по-моему, у тебя, дорогой мой, больше причин гордиться, чем негодовать, раз ты разделяешь общую судьбу почти со всеми выдающимися и знаменитыми людьми. Для твоего вящего успокоения я и Сципиона Африканского, которого вывел было из общего ряда, тоже верну в него: хоть редкостным образом, как я сказал, появление на людях не вредило ему, зато, как всем, ему вредила зависть, которую он не мог затушить, а скорее распалял и разжигал величием добродетелей; ему вредило - не могу думать об этом без гнева - долго быть на виду у толпы, которая от каждодневной близости начинала им пренебрегать. Откуда, спросишь, я это вывел? Не хочу быть заподозренным в каком-нибудь изменении, приведу собственные слова знаменитейшего писателя Тита Ливия, который по поводу начавшегося между Сципионом и Титом Фламинием состязания в достоинстве и почёте, где Сципион вынужден был сдаться, говорит: «Слава Сципиона, чем она больше, тем открытее для зависти» и продолжает: прибавлялось и другое, Сципион Африканский «уже почти десятый год постоянно был на глазах у всех людей - вещь, делающая великих менее почитаемыми из-за пресыщения ими». Это его слова. Тебе - чтобы уж подойти к концу - такой спутник будет утешением, и ожидание станет спокойней, если будешь помнить одно древнее изречение, повторенное Флакком: как вина, поэмы с годами становятся лучше; и одно ещё более древнее у Плавта:
По-моему, мудр пьющий вина старые и любящий старинные комедии.
Подозреваю, что самого Флакка не меньше тебя злило такое почтение ко всему старинному, что, задев Луцилия, он вынужден был потом долго оправдываться в этом проступке Напоследок подумай сам с собой: из-за чего мы все-таки изводим себя? Слава, за которой мы гонимся, - ветер, дым, тень, ничто; по здравом и трезвом рассуждении ею можно прекрасно пренебречь, и если не можешь с корнем вырвать стремление к ней - потому что оно обычно всего настойчивей преследует более благородные души, - то, по крайней мере, пресеки его разрастание серпом рассудка. Приходится подчиниться времени, приходится подчиниться обстоятельствам. Кратко скажу напоследок суть своей мысли: взращивай добродетель, пока живешь, - за могилой пожнёшь славу. Всего тебе доброго».
Франческо Петрарка, Письмо Фоме из Мессины, о жажде ранней славы, в Сб.: Антология мировой философии: Возрождение, Минск «Харвест»; М., «Аст», 2001 г., с. 4-9.
