Потомков ропот восхищённый,      
Блаженной славы Парфенон...       
Из старого поэта
...производит глубокое...      
Из книги отзывов
Заходите, пожалуйста. 
Это  Стол поэта. Кушетка поэта.      
Книжный шкаф. Умывальник. Кровать.      
Это штора - окно прикрывать.      
Вот любимое кресло. Покойный      
Был ценителем жизни спокойной.
Это вот безымянный портрет.      
Здесь поэту четырнадцать лет.      
Почему-то он сделан брюнетом.      
(Все учёные спорят об этом.)      
Вот позднейший портрет - удалой,      
Он писал тогда оду «Долой»      
И был сослан за это в Калугу.      
Вот сюртук его с рваной полой -      
След дуэли. Пейзаж «Под скалой».      
Вот начало «Послания к другу»,      
Вот письмо: «Припадаю к стопам...»      
Вот ответ: «Разрешаю вернуться...»      
Вот поэта любимое блюдце,      
А вот это любимый стакан.
Завитушки и пробы пера.      
Варианты поэмы «Ура!»      
И гравюра «Врученье медали».      
Повидали? Отправимся дале.
Годы странствий. Венеция. Рим.      
Дневники. Замечанья. Тетрадки.      
Вот блестящий ответ на нападки      
И статья «Почему мы дурим».      
Вы устали? Уж скоро конец.      
Вот поэта лавровый венец -      
Им он был удостоен в Тулузе.      
Этот выцветший дагерротип -      
Лысый, старенький, в бархатной блузе -      
Был последним. Потом он погиб.
Здесь он умер. На том канапе.      
Перед тем произнес изреченье      
Непонятное: «Хочется пе...»      
То ли песен? А то ли печенья?      
Кто узнает, чего он хотел,      
Этот старый поэт перед гробом!
Смерть поэта - последний раздел.      
Не толпитесь перед гардеробом...      
* * *
 Вот и всё.  Смежили очи гении .      
И когда померкли небеса,      
Словно в опустевшем помещении      
Стали слышны наши голоса.
Тянем, тянем слово залежалое,      
Говорим и вяло и темно.      
Как нас чествуют и как нас жалуют!      
Нету их. И всё разрешено.