Робин Коллингвуд в конце жизни написал книгу Идея истории / The Idea of History, которая вышла посмертно.
«Коллингвуд расправляется с «теорией здравого смысла», в которую множество людей верит.
По его словам, «сами историки убеждены в том, что в своей исследовательской работе они исходят из данных (data). Под данными они понимают исторические факты, которые им даны заранее в начале исторической исследовательской работы». При этом они опираются на воспоминание (memory) и авторитет информатора (authority), т.е. на достоверный источник. Для историка сообщение достоверного источника является «священным текстом», который он не должен изменять, потому что это объективное отражение события. Значит, критерием истинности исторического познания является его соответствие данным исторических источников. Коллингвуд считает это иллюзией, которая навеяна «теорией здравого смысла». На самом деле, уверяет он, всё не так.
Во-первых, просто переписывает свои источники писец, а не историк. Историк сначала подвергает источник исторической критике, отбрасывая фальшивки и проверяя, хорошо ли осведомлён информатор и верен ли его рассказ. Критерий же проверки - собственный жизненный опыт историка и его «априорное воображение» - разновидность критического мышления.
Во-вторых, историк делает отбор фактов, отбрасывая те, которые ему кажутся маловажными или лживыми. «Следовательно, за содержание своего произведения отвечает он, а не его достоверный источник».
В-третьих, источники никогда не содержат все фактические данные, относящиеся к теме исследования. Из них можно почерпнуть фрагменты, отрывки, без связующих звеньев, а историк сам заполняет пустоты между отрезками, интерполируя отсутствующие звенья.
Опять же ему служат «априорное воображение», критическое мышление. Он создаёт «историческую конструкцию». Она похожа на сеть, сотканную между установленными (фиксированными) пунктами, взятыми из источников.
Но и сами факты достоверных источников не являются объективными реальностями. То, что историк воспринимает от источника, это не само событие, а текст на бумаге или пергамене или камне. Историк волен принять или не принять сообщение как исторический факт и решить, в каком виде принять - придать ему определенную форму. Самих событий давно нет, они не существуют.
Пелопонесская война то ли была, то ли её не было. Она не дана историческому мышлению как некая объективная реальность. Сведения об этом факте дошли через писания Фукидида, а их нужно оценивать, проверять, корректировать, интерпретировать. Стало быть, «историческое мышление само себе его не дает». А чтобы оно могло себе его дать, «нужны определённые предварительные знания истории, определенное историческое познание». Это значит, что «историческое познание может возникнуть только из исторического познания». А исторический факт есть результат исторического познания, «умственная конструкция».
Всё это означает, что «сеть воображаемой конструкции гораздо твёрже и крепче» так называемых «твёрдых пунктов», потому что «она служит пробным камнем, ведь с её помощью мы решаем, являются ли утверждения о данных фактах верными». «Твёрдым телом» истории являются не факты, а интерпретации. Априорное воображение создает и сеть и факты. А поскольку историк и романист опираются на априорное воображение, между их произведениями нет никакой разницы, кроме одной: задача романиста нарисовать осмысленную картину, а задача историка – ещё и верную».
Клейн Л.С., История археологической мысли в 2-х томах, Том 2, СПб, Изд-во СПбГУ, 2011 г., с. 155-156.