НЕпонимание / НЕуважение новых результатов ТЛ
Внедрение результатов ТЛВнедрение результатов ТЛ
Подражание уже известным решениямПодражание уже известным решениям - самая распространённая стратегия креатива
X
«Уже Бэкон мечтал об искусстве инвенции, но поскольку теория инвенции, изобретения, будет тяжеловесной, а притом, по-видимому, и бесполезной, то весьма поучительным трудом была бы «История изобретений» - вечный пример, явленный потомству богами и гениями человечества.
Мы увидели бы тогда, как один изыскатель замечает новые признаки вещей, подсказанные ему случаем и судьбой, как другому приходит на ум новое обозначение, служащее с тех пор орудием знания, как иной раз связать две давно известные мысли значит положить начало новому искусству, влияние которого не ослабевает в течение тысячелетий. Иногда бывало и так, что люди находили новое и забывали о нём, - теория существовала, но ею не пользовались, и вот, наконец, счастливец подбирал золото, лежащее на дороге, или находил для себя новую точку опоры и с помощью рычага сдвигал с места целые миры. История изобретения и совершенствования искусств, - история, которой более всего гордится человеческий ум, - свидетельствует, напротив, о том, что высшая судьба правит во всех делах людей. Признаки, материя для их обозначения давно уже существовали; и только теперь люди заметили их, только теперь дали они им обозначения. Генезис искусства, как и генезис человеку - мгновенное наслаждение, какое испытывают, соединяясь, тело и душа, - бракосочетание Идеи и Знака.
С глубоким преклонением перед творениями человеческого духа я свожу их к простейшему принципу - вещи находятся и обозначаются, ибо именно в этом простом, в умении найти и обозначить вещи и состоит подлинная божественность человека, только ему свойственное преимущество. Кто пользуется выученным языком, блуждает, словно во сне, разум его спит, он мудр чужим умом, он умён как подражатель; кто пользуется чужим искусством, разве художник сам? Но в чьём уме рождаются особенные мысли, в ком мысли эти слагают для себя особое тело, кто видит не глазами только, но и духом, кто именует вещи не единым языком, но и душою, кому удается подслушать природу, творящую в мастерской своих творений, высмотреть ранее не известные проявления её деятельности и применить их для человеческих целей с помощью новых искусных орудий и приёмов, - тот человек в собственном смысле слова, человек редкостный - настоящий бог среди людей.
Человек этот говорит, и тысячи вторят ему заплетающимися языками; он творит, другие играют его созданиями, он был муж в расцвете сил, а те, что пришли после него, быть может, на века останутся детьми.
Как редки первооткрыватели среди людей; мы лениво, бездумно цепляемся за то, что имеем, и не беспокоимся о том, чего нам недостает: мир, история народов являет тому тысячу примеров, доказывает это - и сама история культуры. Итак, с науками, с искусствами началась новая традиция рода человеческого, присоединить новое звено к её цепи посчастливилось лишь совсем немногим; другие цепляются за нее, как верные и послушные рабы, и механически влекут её вперед.
Вот этот кофе, который я пью сейчас, он прошел через руки многих людей, а моя заслуга - только в том, что я его пью; так и с нашим разумом, с нашим образом жизни, учёностью и воспитанием, военным искусством и государственной мудростью,- это собрание чужих изобретений и мыслей, они собрались к нам со всех концов света, мы купаемся и тонем в них с детства, и нашей заслуги тут нет.
Итак, если европейская чернь гордится Просвещением, Искусством, Наукой, если толпа надменно презирает три прочие части света, так эта пустое тщеславие; европеец, как безумец в рассказе, считает своими все корабли в гавани, все изобретения людей, и всё только потому, что, когда он родился, все эти изобретения, все эти традиции уже существовали рядом с ним.
Жалкий!
Придумал ли ты что-нибудь сам? И, впитывая все эти традиции, думаешь ли ты что-либо? Ведь пользоваться готовым - это труд машины; впитать в себя сок науки - это дело губки: её заслуга, что она родилась на мокром месте. Если твой военный корабль плывет на Таити, а пушки твои гремят на Гебридах, то, право же, ты не умнее туземца и аборигена и ничуть не ловчее его, - он ведь умеет править своей лодкой, а построил он её голыми руками.
Вот это неясно чувствовали и дикари, познакомившись с европейцами, вооруженными всеми инструментами своих знаний. Европейцы показались им неведомыми, высшими существами, они склонились перед ними, они почтительно приветствовали их, но, когда они увидели, что европейцы болеют и умирают, что их можно ранить, что физически они слабее туземцев, они стали губить людей, потому что боялись их искусств, а между тем человек тут отнюдь не был тождествен своему искусству. И это же можно сказать обо всей европейской культуре в целом. Язык народа, тем более язык книжный, может быть умным и рассудительным, но отнюдь не непременно умен и рассудителен тот, кто читает эти книги и говорит на этом языке. Вопрос - как читать, как говорить; но и в любом случае говорящий, читающий только повторяет уже сказанное, он следует за мыслями другого, всё обозначившего и назвавшего. Дикарь в своей ограниченной жизни думает своеобычно и выражает свои мысли определённее, яснее, истиннее, он умеет пользоваться своими органами чувств, членами тела, практическим рассудком, немногими орудиями труда, умеет пользоваться ими с большим искусством, всецело отдаваясь своему делу, - конечно же, если поставить его лицом к лицу с той политической или учёной машиной, что, словно беспомощное дитя, стоит на очень высоких подмостках, построенных, увы! чужими руками, даже трудами всего прошлого мира, то дикарь будет образованнее и культурнее такой машины. Естественный человек - это ограниченный, но здоровый и умелый обитатель Земли. Никто не отрицает, что Европа - это архив искусств и деятельного человеческого рассудка; судьба времен сложила здесь все свои сокровища, они здесь умножаются и не лежат без движения. Но отсюда не следует, что у всякого, кто пользуется ими, рассудок первооткрывателя; скорее напротив, рассудок, пользуясь чужими находками, обленился: ведь если в руках моих чужой инструмент, я не буду утруждать себя изобретением нового. […]
О вы, посланцы Судьбы, вы, гении и первооткрыватели, на каких опасных вершинах пользы исполняете вы свое божественное предназначение! То, что вы находили, вы находили не для себя, и не во власти вашей было назначить миру и потомству, как пользоваться вашими открытиями, что прибавить к ним, что, новое или противоположное, изыскать по аналогии с ним. Бывало и так, что жемчужина столетиями лежала в земле, рядом с нею копались в поисках червей петухи, пока, наконец, какой-нибудь недостойный не находил её и не вправлял в корону монарха, где блеск её не всегда благотворен для людей. Но вы делали своё дело и наградили потомство сокровищами, найденными вашим беспокойным духом или ненароком доставшимися вам в дар от судьбы. Cvдьбе и предоставили вы распоряжаться вашей находкой, и судьба поступала так, как считала нужным. Периодически совершавшиеся катастрофы или губили мысль, или позволяли ей развиться; судьба, царящая во всем мире, смешивала яд и противоядие, пользу и вред, одно смягчала другим. Изобретатель пороха не думал о том, - что искра чёрной пыли повлечет за собой чудовищные разрушения и будет уничтожать вещи и государства, но ни он, ни мы не можем и предполагать, какие благотворные семена заключены в бочке с порохом, на которой восседает теперь немало тиранов и деспотов, какие семена лучшего устройства мира будущего заключены в ней. Ведь гроза же очищает атмосферу! Человек, впервые заметивший, в какую сторону обращена магнитная стрелка, не предвидел ни счастья, ни бедствий, которые принесёт этот волшебный дар всем частям света, когда поддержат его иные знания и художества, но и здесь новая катастрофа, возможно, положит конец прежним несчастьям и произведет на свет новые, неслыханные. То же можно сказать и о железе, стекле, одежде, деньгах, письменности и книгопечатании, астрономии и всех науках, какими пользуется искусство управления людьми и государствами. Та поразительная взаимосвязь всех открытий, которая сказывается в их развитии, периодическом продвижении вперёд, то ни на что не похожее явление, когда одно удивительным образом ограничивает и смягчает действие другого,- все это признаки того, как распоряжается, как руководит бог нашим родом, все это - истинная философия истории человеческого рода».
Иоганн Готфрид Гердер, Идеи к философии истории человечества, М., «Наука», 1977 с. 222-244.
