Различные оценки, кроме Оценок числа ТЛ
Отдельные творческие решения в живописи, скульптуре и дизайне
X
Эжен Делакруа пишет письмо Редактору журнала «L'Artiste».
«Вы соблаговолили, милостивый государь, спросить моё мнение о конкурсах картин и скульптуры. Сейчас это весьма серьёзная проблема, ибо дело сводится к тому, чтобы заставить пройти через это испытание всех художников, претендующих на правительственные заказы. Идея сама по себе не нова, и представляется вполне естественным, что к ней обратились как власти, боящиеся ответственности за свой выбор, так и сами художники; я имею в виду тех, чья доля в получении заказов ограничена. Эта последняя, но весьма многочисленная группа своими протестами способствовала огромной популярности идеи конкурсов.
Художники эти с энтузиазмом восприняли её, как бы ни призрачен был шанс, который предоставляется многим из них благодаря конкурсу. Тщеславие нашептывает каждому из нас, что он имеет на успех все права, о которых просто забыли, и что яркий свет публичного конкурса сделает это для всех очевидным; ну а если лавров не будет, можно утешиться мыслью, что публика отметила тебя и осуждает твоих судей. С другой стороны, встав на вполне разумную позицию всеобщей справедливости, Вы склонны счесть это предприятие весьма великодушным и плодотворным, поскольку, полагаете Вы, ничто не мешает таланту вступить в состязание; напротив того, он обязательно выделится среди огромного количества претендентов.
Поначалу мне, как и Вам, показалось, что это очень удобное средство для испытания таланта, подобное пробированию драгоценных металлов и позволяющее мгновенно извлечь его из толпы благодаря очевидному контрасту между хорошим и плохим. Ах, милостивый государь, если бы такое средство было найдено, какую бы проблему мы разрешили! Если мы позволим дойти до потомков одним лишь достойным восхищения произведениям, грядущим поколениям останется только благодарить нас за то, что мы так постарались ради их удовольствия; заодно мы, кстати, избавим от беспокойства и власти предержащие.
Однако при зрелом размышлении Вы обнаружите, что у этого предприятия, удобного и простого в теории, на практике обнаруживаются тысячи помех. Недавний опыт выявил трудности, которых никто не ждал и которые заставляют опасаться за результаты, если это средство будет применяться повсеместно. Стало очевидно, что вслед за трудностью привлечения к конкурсу многих участников, смущённых его новизной, встаёт гораздо большая трудность, заключающаяся в отыскании судей - судей беспристрастных и непредвзятых, которых нельзя заподозрить в том, что они станут отдавать предпочтение своим друзьям в ущерб всем прочим, и которые стремятся лишь к справедливости и к благу искусства. Благо искусства, сударь, это всё равно, что благо отчизны каждый видит оное в том, к чему склоняют его собственные привязанности и надежды; справедливость - для всех, но каждый лагерь потакает склонностям своих приверженцев и сулит им, что их мнение восторжествует. После того как было сделано великое открытие - существование классицизма и романтизма, разлад, похоже, становится всё более непреодолимым. Этот спор, разводящий друзей и разделяющий родственников, изрядно увеличивает и трудности конкурсов.
Было весьма затруднительно понять, являлось ли главной целью этого новшества дать работу талантливому живописцу или просто-напросто получить посредственные картины, которые, будучи повешены на предназначенное им место, никого не покоробят. Нелегкая задача для судей, которые, вообразим себе, найдены и, как и должно быть, абсолютно беспристрастны. Вы, разумеется, хотите, чтобы я яснее представил эту вторую трудность. Выбрать талант, считаете Вы, это значит предпочесть лучшее и в то же время соответствующее поставленным условиям: талант, дескать, восторжествует над трудностями и легко приноровится к ним. Увы, милостивый государь, не приноровится. Он обожает трудности, но только те, какие сам избрал для себя. Талант подобен скакуну благородных кровей, который не даст сесть на себя первому встречному, но жаждет мчаться в бой лишь под любимым хозяином. Это вовсе не значит, что талант следует своим случайным и бурным капризам и бежит от ярма разума; как раз в исполнении поставленной задачи и в подчинённости разуму - сущность того, что он создает, когда обретает истинное вдохновение, но оно необходимо ему, а если оно отсутствует, талант не ответствен за то, что у него получится.
Вы, возможно, не видите причин, какие могут помешать родиться вдохновению в процессе конкурса. Тема может представлять интерес, наконец, сама по себе внушать почтение. Заметьте, что нужно не только принять тот или иной предложенный сюжет, но и, пройдя через безжалостное сито конкурса, выйти на публику, наподобие отряда гладиаторов, которые, храбро улыбаясь, сражаются на арене и получают удовольствие, убивая друг друга. Святая стыдливость художника, что испытываешь ты при этом!
Вдохновение, милостивый государь, это отнюдь не блудница, что равно привычна и к презрению, и к бурным аплодисментам зрительного зала и которая вертится на глазах у публики, чтобы снискать у неё снисходительное одобрение. Чем вдохновение искренней и пламенней, тем больше в нём скромности. Любая мелочь может вспугнуть его. Представьте, что художник, замкнувшийся в мастерской, с первых минут вдохновленный идеей своего произведения и полный искренней веры, с которой одной и можно создавать шедевры, нечаянно бросает взгляд на арену, где ему предстоит быть статистом, на поджидающих его судей, и его порыв тотчас же гаснет. Печально глядит он на своё творение. Художник видит, сколь многие испытания ожидают невинное детище его вдохновения, и у него недостает духу следовать своему призванию. И тогда художник обращается в собственного судью и палача. Он переписывает, портит, изнуряет себя; ему хочется утончиться, стать гладеньким, лишь бы понравиться.
Мне пришла забавная мысль. Я представил себе Рубенса, распятого на прокрустовом ложе конкурса. Я представил, как его втискивают в рамки программы, которая душит его, как сглаживают его гигантские формы, его прекрасные преувеличения, всю роскошь его стиля. Представляю себе и Гофмана, этого божественного мечтателя, которому говорят:
«Даём Вам возвышенный и национальный по характеру сюжет, как нарочно приспособленный для того, чтобы подстрекнуть Вашу леность. Вдохновляйтесь им. Но вот Вам путеводная нить, Вы должны держаться её и ни в коем случае не сворачивать в сторону. Подобные нити мы вручаем ещё полусотне таких же, как Вы, соискателей. Если по дороге Вам встретятся цветы, упаси вас Бог отклониться, чтобы сорвать, их: от Вашего гения мы не требуем фантазий, и не надо повторять нам эхо, которое возникает в Вашем мозгу при зрелище картин природы. Вообразите, в каком невыгодном свете вы предстанете, когда по завершении пути всех вас выстроят в шеренгу, чтобы услышать рапорты об исполнении задания. Не следует являться на этот смотр подобно волонтеру, который вышел из боя в изодранном мундире и хотя поразил врага, но потерял ножны своей шпаги».
«Какую унылую победу сулите Вы мне, господа, - ответил бы мечтатель. - Не я Вам нужен, а человек, плетущийся на костылях: он, а не я, склонный к своенравным прыжкам, способен дойти, не отклоняясь, до цели Вашего никчемного пути, ибо всякий шаг на нём противоречил бы моей натуре. Да и что я должен найти в конце его? Разве я создал произведение? Что представляет собой тот набросок, на основании которого должны выделить из толпы меня или моего соседа? Пустую забаву, если меня не выберут, вещь, которая не является творением. А ведь есть ещё и судьи, которые будут решать, не мертворождённый ли младенец творение моего естественного чувства. Ведь из сорока идей, или призраков идей, ожидающих появления на свет, лишь одна обретает крещение, остальные тридцать девять будут отброшены и с позором выметены, как сор».
Вы, возможно, скажете этому возмущённому человеку, что он поступает неблагоразумно, отвращая других от средства, обладающего всё-таки некоторыми достоинствами. Но получается, что в силу обстоятельств мы как раз и приходим к явному противоречию между целью нововведения и его результатом; я имею в виду, что оно разочаровывает талант и поощряет посредственность.
