Мастера аналитического искусства – школа П.Н. Филонова

«В основу деятельности филоновской школы была положена идея коллективной работы.

При этом, провозглашая как единственно возможный метод обучение в коллективной мастерской с достаточно суровым уставом, с системой товарищеского суда при отборе вещей на выставки, Филонов строил свою модель мастерской «по ренессансному идеалу, где «мастер» не ставит себя в авторитарно-иерархическое положение по отношению к ученику, но является человеком, владеющим инструментом и секретом ремесла. […]

Мастера и ученика связывает не столько профессиональное обучение, сколько полное единство духовных и моральных принципов, принятие общих обетов почти религиозного братства, принятие особой веры, самодисциплины и самоограничений».

Но то, что было органично для Филонова, что вытекало из неповторимого склада его личности, не обязательно оказывалось таковым для всех членов коллектива МАИ, этого сложного организма, к моменту раскола объединявшего людей, различных по характеру, темпераменту, взглядам, образованию, наконец, степени таланта и профессиональной подготовки.

Во главе школы стоял профессионал, личность в высшей степени талантливая, яркая, неординарная, в характере которой подвижничество, бескомпромиссность и жесткость в отстаивании своих принципов сочетались с такими редкостными качествами, как бескорыстие, жертвенность.

Филонов, несомненно, вызывал желание подражать ему, однако это желание зачастую наталкивалось на невозможность до конца понять и принять предложенную им формулу жизни в искусстве. Размышляя много позднее о причинах раскола, Т.Н. Глебова напишет:

«Зачатки раскола были, по-видимому, при начале образования коллектива МАИ». Возможно, уже тогда, в 1926 г., вскоре после прихода в коллектив, она изнутри сумела почувствовать зарождающуюся напряженность атмосферы, оказавшейся к 1930 г. чреватой взрывом».

Марушина Г., Комментарии в книге: Филонов П.Н., Дневник, СПб, «Азбука», 2000 г., с. 463-464.

 

«Филоновская школа была суровой. Личность руководителя, без сомнения, подавляла учеников, и это отмечала критика: «Личность самого Филонова, его авторитет, его личные приемы живописи настолько подавляют участников группы, что почти невозможно бывает провести какую-либо грань между творчеством главы и его последователей».

Многие из филоновцев не смогли перейти за черту подражания. Так было и с последователями Малевича, иные из которых поняли супрематизм как новую декоративную систему, не заметив его внутренних, философских оснований.

Пока ученики Филонова были под обаянием или, можно сказать, под гипнозом творчества мастера, они делали «крепкие» «аналитические» работы. Когда же по тем или иным причинам сменяли художественные ориентиры, оказывались на мели как художники, растеряв то, что получили у Филонова, не приобретя ничего взамен.

Аналитический метод был личным выводом из миропонимания и художественной практики мастера. Работая по этому методу, нельзя было стать более «философичным» и мастеровитым, чем сам Филонов. И этот предел оказался непреодолимым для многих учеников мастера».

Ковтун Е., П.Н. Филонов и его дневник, в книге: Павел Филонов, Дневник, СПб, «Азбука», 2000 г., с. 53.