«С детства меня удивляла способность мужиков ощущать до любых делений участки суточного времени и соразмерение их с пространством и собственным движением. Это ощущение менялось с временами года и оставалось безошибочным.
- Вставай, - будит меня Родион Антоныч, - самый раз: как выберемся на Любкин изволок, и солнце покажется.
И я знал, что с изволока, на востоке, за Волгой в расщелину степей и неба покажется краешек солнца.
Или, проснувшись ночью, скажет дед:
- Опоздал наш дурень. Ему бы в самый раз третье горло драть надо. - И тут же со двора, спешно, спросонок загорланит запоздавший петух.
Зори, туманы, свойства облаков, узоры замерзшего окна, вид растопляемой печи, подъем теста, все эти бесконечного разнообразия явления говорили мужику на точном физическом языке о больших и малых наступающих событиях в природе.
- Ой, мужик, - причесываясь, говорит жена, - волос не чешется. Сено бы успеть закопнить - дождик будет. Дед говорил:
- Это в городе только дивятся этому. Повесят на брюхо аль на стену тикалку часовую, да окромя её ничего и не слышат, что на свете делается, а рабочему человеку тикалка только помеха - поверит он ей, и уши завянут, а та его в эти самые уши и треснет - вот что».
Петров-Водкин К.С., Хвалынск / Пространство Эвклида, СПб, «Азбука», 2000 г., с. 112-113.