Команда режиссёра С.М. Эйзенштейна

«Весной 1925 года Эйзенштейну было предложено снять «1905 год», и мы стали его ассистентами.

Это был первый случай в кинематографии, когда у одного режиссёра было пять ассистентов. Правда, «пятёрка» выполняла и функции помощников режиссёров.

Эйзенштейн точно распределил обязанности между нами. Ежедневно после окончания съёмок, прежде чем идти обедать («харчиться», по выражению Эйзенштейна), мы непременно репетировали завтрашние сцены. Из «пятерки» Александров, как всегда, был у аппарата, Штраух - на первом плане, Антонов, Гоморов и я возглавляли воображаемую массовку, скажем, каждый свою сотню людей: одна сотня (Антонов) идёт или бежит от такого-то места до такого-то; другая сотня (Гоморов) движется ей наперерез; третья сотня (Левшин) - под таким-то углом по отношению к аппарату. Каждый из нас действительно проходил или пробегал по намеченной мизансцене, и Эйзенштейн вносил коррективы в монтажный лист. Монтажные листы были написаны дома «на 75 процентов», «почти 25 процентов» определялись этими репетициями, а последнее «почти» доводилось уже на съёмках, завтра. Таким образом, «пятёрка» великолепно знала, что она будет делать завтра с массовкой, и во время съёмок не было грубых накладок…

Голос у Сергея Михайловича был слабым, поэтому массовками управлял Александров (кстати, он много снимал как оператор вторым съёмочным аппаратом). Была выработана специальная ручная сигнализация: внимание, стоп, начали. Если получалось что-нибудь неправильно, Эйзенштейн тихонько говорил это Александрову, а тот сообщал или сигнализировал нам.

В нашей группе царили по-настоящему товарищеские отношения. Эйзенштейн был первым среди равных, хотя никто не называл его на «ты»...

Когда Эйзенштейн давал указание что-либо сделать, мы все отвечали по-матросски «есть», отходили и совещались друг с другом, как лучше выполнить задание. Работали с каким-то невероятным энтузиазмом, не за страх, а за совесть. Впрочем, одного рода страх был - страх попасть «на зубок» Сергею Михайловичу. Острое, ироническое, ядовитое и в то же время деликатное жало его насмешки разило хуже всяких дисциплинарных взысканий.

После съёмки держались, как правило, вместе - обедали, гуляли, ходили в кино. Но и на этих прогулках мысль Эйзенштейна напряжённо работала, и мы становились свидетелями его блестящих импровизаций. Однажды на прогулке родился эпизод, не вошедший потом в окончательный вариант фильма, - смерть студента (крупные планы его, впрочем, остались в «Лестнице»)».

Александров Г.В., Эпоха и кино, М., «Политиздат», 1976 г., с. 60-61.