Достоинство и честность настоящего художника по Антони Шефтсбери

«Если принять во внимание рвение и честность художников низшего рода, нельзя не удивиться, видя, что те, кто претендует на самое высокое умение и знание, так мало считаются с истиной и с совершенством своего искусства.

Можно было бы ожидать, что наши писатели, обладай они подлинным даром, поведут мир за собой, а не станут низко следовать за миром, угождая его слабостям.

Мы с полным основанием можем сделать скидку на неискушённость ранних гениев нашей нации, - после стольких веков варварства, когда образованность всё ещё лежала в развалинах, они совершали смелые вылазки на никем не занятое поле, завоевывали славные рубежи и достигали таких позиций, которые до тех пор не были доступны для умов в их стране. Но коль скоро век наш делает такие успехи, учёность утвердилась и правила сочинения установлены, - истина в искусстве так хорошо понята, всеми признана и усвоена, - странно видеть, что писатели наши по-прежнему остаются безобразными и уродливыми в своих произведениях, как то было и раньше.

Нет ничего более смехотворного, нежели слышать, как наши поэты в своих предисловиях рассуждают об искусстве и строении целого, тогда как в своих созданиях всё исполняют так же плохо и так же мало соблюдают те правила искусства, - о которых сами же объявили во всеуслышание, - что и их предшественники, честные и добрые барды, которые никогда не слыхивали о подобных правилах и по крайней мере никогда не признавали справедливости их и общезначимости.

Если бы ранние поэты Греции так расхваливали свою нацию и так льстили её первоначальному вкусу и желанию, то они не оказали бы той услуги своим соплеменникам и сами не заслужили бы той чести, какой заслужили они, оставаясь во всем верными истине и природе. Мир не всегда был на стороне тех, кто первыми испытали такой путь; но вскоре они обратили к себе суждение наилучших, а вскоре после этого и суждение целого света. Они силой проложили себе путь в мир - благодаря весомости их заслуг суждение света оказалось на их стороне. Они создали своих слушателей, своему веку придали изысканность нравов, слуху публики - тонкость и верное направление, так что в свою очередь могли удостаиваться справедливых и постоянных похвал. Надежда не разочаровала их. Одобрение не заставило себя ждать и было долгим, ибо надежда их была крепка. И до сих пор им отдают должное. Они пережили свою нацию, они живут, хотя и писали на мёртвом языке. Чем более просвещен век, тем ярче они сияют. И слава их не пройдёт, пока жива образованность, и потомство не преминет признать их заслуги.

Наших же современных авторов, напротив, направляют и лепят (сами они это признают) вкус публики и переменчивое умонастроение эпохи. Они сообразуются с чуждыми правила капризами света и чистосердечно признаются в том, что совершают нелепости и несообразности, примеряясь к гению своего времени. В наши дни слушатели создают поэта, а книгопродавец - автора: с какой пользою для публики и с какими обещаниями вечной славы и чести для писателя, - пусть вообразит себе тот, кто способен судить об этом.

Но хотя наши писатели столь откровенно и публично каются в своих грехах, я думаю, и это явствует из немалого числа примеров, что этот обычай каяться - просто-напросто обман, поскольку те нелепости, которые они более всего склонны совершать, весьма далеки от всякой прелести и развлекательности. Мы рады довольствоваться тем, что может предложить нам наш язык и, вступая в некое соревнование с другими нациями, вынуждены шуметь на весь мир о своих писателях, которые наилучшим образом могут послужить нам в качестве сравнения. Но когда подобный дух оставляет нас, то приходится признать, что мы не склонны обнаруживать в себе никакой особой любви или восхищения нашими писателями. Да у нас и нет таких, которые по всеобщему согласию служили бы эталоном для нас. Мы ходим на пьесы, как и на все прочие представления, и посещаем театры, как и ярмарочные балаганы. Мы читаем эпос и драму, читаем и сатиры и пасквили. Ибо не можем же мы не знать, чем волнуется это остроумие и это злословие. Нельзя не читать, как бы безразличны ни были для нас авторы. И вот в этом, быть может, и заключена причина лености и небрежности наших писателей: наблюдая, какую нужду испытываем мы по вине своего любопытства, и делая совершенно точный торговый расчет, чтобы установить качество и количество того, что требуется публике, они кормят нас такой пищей, приготовленной на один день, будучи полны решимости и не перегружать рынок и не стараться быть более правильными и остроумными, чем то совершенно необходимо для поддержания торговли. Поэтому наша сатира груба, непристойна, шутлива на манер паяца и лишена всякой морали и поучительности, в чем ведь состоит величие и жизнеспособность этого жанра литературы. Точно так же неприятен и отвратителен у нас панегирик, или похвальное слово, именно потому, что похвалы продажны и непристойны.

Достойные лица, делаясь предметом подобных излияний, по праву могут считаться мучениками. А публика, хочет она того или нет, невольно поддаётся неблагоприятным размышлениям, ибо на такие мысли наводят эти панегиристы в своих схожих с сатирой похвальных словах. Ведь на деле самый нерв современного панегирика - это некая утомительная сатира, которую, надо быть справедливым, подобный автор намеревается повернуть в пользу своего предмета, что приводит, однако, если только я не ошибаюсь, к совершенно противоположному результату.

Обычный метод, к которому прибегают наши авторы, желая расхвалить или себе подобного, или мудреца, героя, философа, или государственного деятеля, состоит в том, чтобы осмотреться повсюду в поисках лиц более ранних времен, которые бы соответствовали в чем-то современным характерам. Теперь-то уж они уверены, что угодят, - так представляется им, - каким-нибудь резким сатирическим выпадом. А потому, совлекши с этих почтенных персонажей все остатки их заслуг, они задумывают одеть своего героя во все награбленное добро. Такова бесплодность этих энкомиастов! Они умеют славить, только втаптывая в грязь. Если нужно расхвалить красавицу, то Елена в сравнении с нею будет безобразной, и сама Венера - унижена. А если нужно почтить какого-нибудь мужа наших дней, то в жертву должно принести одного из древних. Если нужно превознести поэта, низвержены будут Гомер и Пиндар. Если оратора или философа, - долой Демосфена, Туллия, Платона. А если генерала нашей армии, то придется разделаться с каким-нибудь героем прошлых веков. «Римляне не знали дисциплины! Греки не учились военному искусству!...»

Антони Шефтсбери,  Солилоквия, или совет автору / Эстетические опыты, М., «Искусство», 1975 г., с. 398-401.

 

Достойные средства достижения цели творческой личностью