Оценки
Различные оценки, кроме Оценок числа ТЛ
Научно-популярные произведения о творчестве
X
Работа с авторами стихов в редакции – воспоминания Н.К. Старшинова
Николай Константинович Старшинов долгие годы проработал в отделе поэзии популярного журнала «Юность» и имел возможность оценить авторов стихов «на потоке»:
«Ещё задолго до начала приема толпятся начинающие дарования в редакции журнала «Юность», у двери, на которой висит объявление: «Отдел поэзии. Прием авторов по средам и четвергам с 14 до 18 часов».
Я появляюсь в обозначенное время, прохожу сквозь живой коридор почтительно выстроившихся посетителей, и они всей накопившейся массой вливаются в мой тесный кабинет.
- Кто первый? - спрашиваю я, пристраивая на вешалку свой плащ. - Первый я, - говорит взволнованно и нервно светловолосый измождённый юноша. - Но у меня к вам конфиденциальный разговор. Мне хотелось бы поговорить наедине... Я подожду... Среди посетителей происходит замешательство. Они нерешительно мнутся у двери, перешептываясь друг с другом. Наконец ко мне подходит небольшого роста пожилой человек в синем ватнике. - Я вот тоже сочиняю стихи и рассказываю их, - говорит он ласково и стеснительно. - И тоже хочу пропечатать их в журнале. Давайте я вам их расскажу. Вот:
Уж видно так написано было на моем роду, Чтобы я над кирпичом век трудился. Я печки голландские и русские кладу, Потому что у своих родителей Пятьдесят пять лет назад печником родился.
Некоторые посетители отворачиваются, пряча свои улыбки. Некоторые не могут себя сдержать и откровенно фыркают. А я добросовестно объясняю автору недостатки его произведения. - Ну, а нельзя ли всё-таки как-нибудь их пропечатать? - просительно говорит человек в синем ватнике. - Они, конечно, нескладные. Это я понимаю сам и признаюсь. Где же мне... Я человек малограмотный... Но, может, все-таки пропечатаете?.. Так и напишите... Вот, мол, печник, а сам сочиняет стихи... - Нет, этого никак нельзя сделать. - Ну, никак-никак? - Да, никак-никак!
Человек в синем ватнике почёсывает темя, потом склоняется ко мне:
- Ну тогда, может, вы мне справочку дадите - так, мол, и так, сия дана в том, что Сизов Сергей Викентьевич лично сам своим собственным умом сочиняет стихи, а также рассказывает их. - Ну нет! - решительно возражаю я. - Таких справок мы не даём. Да и зачем она вам, эта справка? - Справочка-то очень нужна, дайте, ради Бога... - Нет, Сергей Викентьевич, не могу!
Человек в синем ватнике грустно топчется на месте, потом снова наклоняется ко мне: - Ну, а может, как-нибудь хоть один разок попробуете пропечатать их? Или хотя бы справочку... - Послушайте, - вмешивается в разговор один из посетителей, - вам же объяснили, что редакция справок не даст, это не домоуправление. И надо дать возможность другим поговорить с Николаем Константиновичем!..
Сергей Викентьевич поспешно раскланивается и выходит из кабинета, повторяя вполголоса: - Ну что такого... справочку... ведь можно же... или пропечатать... только раз... только разочек... Наконец все посетители покидают кабинет. Остаётся только измождённый светловолосый юноша. - Видите ли... - говорит он, нервно скручивая в трубочку блокнот и переминаясь с ноги на ногу. - Видите ли, я понимаю, как вам трудно приходится с нами. Но я не могу не обратиться к вам. Мне говорили о вас как о чутком человеке... Видите ли, я написал стих и, главное, посвятил его одной девочке из нашей школы... И главное, может быть, я что-нибудь написал не так. И главное, мне необходимо его напечатать... Пока я читаю стихи, юноша преданно заглядывает мне в глаза, пытаясь уловить, какое впечатление они производят на меня.
- Вы понимаете... - чуть не плача, говорит он после того, как я отвергаю их. - Вы понимаете, она мне сказала: «Смотри, вот Сережка Петухов пишет стихи и даже печатает их в стенгазете, он - поэт, и вообще он мне больше нравится...» Я смогу добиться её любви только с помощью стихов, и главное, с помощью напечатанных стихов. Ведь Сережка ни разу нигде не помещал свои стихи, кроме стенгазеты... Теперь я не знаю, что и делать?..
Совершенно подавленный, бледный юноша выходит из кабинета, беспомощно разводя руками... Некоторое время я сижу неподвижно, откинувшись на спинку стула и глядя в потолок. Мне жалко юношу, но что я могу для него сделать, чем помочь?..
Твёрдый стук в дверь возвращает меня к действительности. В кабинет входит стремительной походкой очередной посетитель. Он сухощав, мрачен. Чёрная повязка наглухо прикрывает его правый глаз. Он очень похож на того Билли Бонса, которого я ещё в детстве, до войны, видел в кинофильме «Остров сокровищ». - Стихи! - произносит он резко и лаконично. - Позвольте читать! - Мне необходима рукопись! - так же лаконично отвечаю я ему, невольно копируя его манеру говорить. - Рукописи у меня нет! - отчеканивает человек с черной повязкой. - Но я плохо воспринимаю стихи на слух! - А я постараюсь хорошо их продекламировать! - Мне нужна не декламация, а сами стихи! - Вы и получите стихи! - посетитель делает глубокий вдох, высоко запрокидывает голову и отчетливо произносит: - Лирика!.. - Подождите, - уже умоляюще говорю я. - Для делового разговора мне необходимо видеть их глазами... - Лирика! - уже угрожающе повторяет человек с черной повязкой и начинает её демонстрировать:
Когда увидел я впервые
Младой газели красоту -
Её уста, ланиты, выю –
Я сам вознёсся в высоту!..
- Минутку! - обрываю я декламатора. - Я сразу вижу, что стихи неудачны: и младая газель, и выя, и ланиты - все это взято из стихов прошлого, даже позапрошлого века. Человек с чёрной повязкой удивленно и резко отстраняется от меня. Его единственный глаз начинает лихорадочно вращаться, он не может сдержать свой гнев и, саркастически улыбаясь, говорит:
- Вас не устраивает то обстоятельство, что я свою любимую женщину сравнил с младой газелью?! А доступно ли вам вообще понимание прекрасного? Способны ли вы оценить по достоинству лирику Байрона, Шекспира, Пушкина, Жарова? Вам надо заведовать не поэтическим отделом, а мясной лавкой на Тишинском рынке!.. Да когда я читаю свои стихи на моем заводе, меня забрасывают букетами цветов, меня на руках выносят из зала!.. А вы...
И он твёрдым, почти строевым шагом выходит из кабинета, намного сильней положенного грохнув дверью.. Я вытираю пот со лба, пользуясь минутной передышкой. Но в коридоре уже слышны чьи-то мягкие вкрадчивые шаги.
О, так и есть!.. Дверь медленно открывается, и в кабинет вплывает высокий седой мужчина с огромной папкой подмышкой. Он мило и приветливо улыбается, показывая завидные для своего преклонного возраста белые зубы:
- Чельцов!.. Моя фамилия Чельцов!.. Вы, Николай Константинович, вероятно, забыли меня... Позволю напомнить о себе...
Я хочу сказать, что всё прекрасно помню, но не могу этого сделать, потому что Алексей Яковлевич Чельцов, которого я знаю уже второй десяток лет, не даст мне этого сделать:
- Позволю напомнить о себе... Я, конечно, человек уже не первой молодости, да, мне семьдесят пять лет, Но автор я, так сказать, начинающий... Материально я не нуждаюсь: я получаю персональную пенсию. Но я хочу хоть чем-то быть полезным родине, хочу быть при деле. Это все и побудило меня заняться поэзией... Прошу только не считать меня уж совсем новичком в ней... Нет, некоторые мои произведения уже увидели свет. Вот, например, - он достаёт пожелтевший от времени экземпляр «Строительной газеты» и истрёпанный журнал «Здоровье», - видите, я уже печатался... Правда, стихи невелики - всего по четыре строчки, но суть не в этом. Суть в том, что, можно сказать, мой дебют состоялся, и дебют, надо сказать, удачный! - Дорогой Алексей Яковлевич, - успеваю вставить я несколько слов, - эти публикации мне вы уже показывали в прошлый и позапрошлый раз!.. - Ах, вы даже помните их! - растрогавшись, восклицает Чельцов, и его лицо принимает блаженное выражение. - Это намного облегчит и укоротит наш разговор... Не волнуйтесь, я займу у вас всего две-три минутки. Мне, так сказать, нужно выяснить, есть ли сдвиги в моих поэтических делах? Ну, само собой разумеется, и попытаться донести некоторые мои лучшие, осмелюсь сказать, избранные произведения до широкого круга читателей, как это любезно сделали журнал «Здоровье» и «Строительная газета». Вот окиньте, пожалуйста, своим многоопытным взглядом хотя бы этот стишок...
Листья увядают,
Птицы улетают
В южные края...
- Дорогой Алексей Яковлевич, - говорю я, мельком взглянув на стихи, - вас и на этот раз постигла неудача: уж очень все это не ново, без поэтических находок, всё очевидно... - Вот как?! - удивленно вскидывает седые брови Чельцов. - А мне-то казалось, что здесь я как раз и нашёл что-то своё, сокровенное, так сказать, не открытое никем, неповторимое. Ведь только подумайте, это же надо обладать острым и наблюдательным глазом, чтобы заметить, что осенью облетают и увядают листья, а птицы отбывают в тёплые страны... Впрочем, вам виднее. Во всяком случае, я вам весьма благодарен за прямую и нелицеприятную критику... Кстати, - Чельцов задумчиво смотрит в потолок, - кстати, очень может быть, что в малых формах я не успел ещё набить руку. Давайте посмотрим мои опыты в эпическом жанре... У меня, могу вам сказать без ложной скромности, есть прекрасная, уникальная вещица. Поэма. Всего около тысячи строк. Но она доставит читателям огромное наслаждение. От этой вещицы был в полном восторге сам покойный академик...