Этика и этические системы
Список допущений в явном видеСписок допущений / парадигм в явном виде
X
Этика и этические системы
Список допущений в явном видеСписок допущений / парадигм в явном виде
X
«И человечество распространится по всему космосу и станет единым потоком лучистой энергии, которая мгновенно пронизывает пространство и время, всё знает и ничего не хочет, что является прерогативой Богов».
Это слова Циолковского.
Всё знает и ничего не хочет.
Мне бесконечно далеко до этого состояния. Я ещё много чего хочу и очень много чего не знаю.
Я не знаю, почему однажды люди в сутанах (не Боги же!), собравшись вместе, решили, что отныне и вовеки четыре Евангелия станут для всех христиан мира каноном, а остальные - ересью. Как это они за всех нас решили. Я не понимаю, почему, если Бог есть Любовь, основные слова, с которыми мы к нему обращаемся, - «прости» и «помилуй», да ещё «побойся Бога».
Я не понимаю, почему во всех четырёх Евангелиях Иисус гневался, скорбел, вопрошал и учил, но ни разу не улыбнулся.
Я не понимаю, почему ни один добродетельный поступок не толкает тебя к следующему, в то время как пороки плотно связаны друг с другом в одну цепочку (выпил - захотелось курить, покурил - захотелось добавить, добавил - захотелось к девкам и т.д.)?
Я не понимаю, почему мы с таким наслаждением разрушаем себя - хрупкую и единственную машину, данную нам для путешествия по жизни?
Я не понимаю, почему у меня так и не получилось никакого счастья с женщинами, которых я любил больше всего на свете?
Я не понимаю, почему мы иногда так безжалостны к самым близким людям и разводим экивоки со всякими отдалёнными мерзавцами?
И почему мы так беспечны?
И почему вдруг от каких-то нот или строк мурашки идут по спине и слеза просится на глаза?
Я не понимаю, почему перед сном я открываю газету и одновременно включаю телевизор, хотя ненавижу и то и другое?
И почему, как ни верти, я воспринимаю беседы, идущие в Интернете, как бессмысленное бормотание слепых людей в тёмной комнате?
Ещё я не понимаю, почему человек до последней секунды с такой отчаянностью цепляется за жизнь, которую он и получил-то помимо собственной воли и желания, и совсем она не была хороша, и радости в ней было куда меньше, чем печали, а две-три короткие вспышки счастья оставили после себя разве что горьковатый привкус ностальгии?
Я бы очень хотел всё это понять. И ещё многое-многое другое. И тогда уже (может быть) - ничего не хотеть».
Макаревич А.В., Сам овца, М., «Захаров», 2007 г., с. 264-265.