Созревшая общественная потребность и необходимое изобретение – случай М.Т. Калашникова

«Но, как впоследствии мне довелось убедиться, напряженная работа ума, занятого отысканием ответа на трудную загадку, и особое, сконцентрированное на одном состояние души, словно мощным магнитом, притягивают к тебе нужную информацию. Так случилось и в госпитале. В его библиотеке нашлись два тома «Эволюции стрелкового оружия» В.Г. Фёдорова, наставления по трехлинейной винтовке, ручному пулемету Дегтярева, револьверу Наган. Сопоставляй, анализируй, черти!

Требования к техническим характеристикам своего оружия я черпал в горячих спорах раненых, своих соседей по палате.

- Ха-а-р-роший пистолет-пулемет - вот что надо пехоте! – заводил разведчик с соседней койки. - Каждому! Только тогда почувствуем себя силой.

- Тоже мне сила, этот твой пистолет-пулемет, - возражал сапер, лежавший у окна. - Возьми прицельную дальность стрельбы. Разве с винтовкой может сравниться? Мосинская-то до двух тысяч берёт, самозарядка токаревская - до полутора. А твой ППД до пятисот метров едва дотягивает.

- Что сделаешь с твоей винтовкой, когда тебя в ближнем бою встретят автоматическим огнем -  как нас когда-то финны из своих «суоми». У тебя один-два выстрела, а они затаятся на деревьях, подпустят поближе и начнут косить очередями.

- Так разворотливей надо быть, - не унимался сапер.

- Пока ты с полутораметровой винтовкой будешь разворачиваться между деревьями или в окопе, раз пять очередью прошьют. Какое облегчение настало, когда в нашей части стали заменять винтовки на дегтяревские ППД! Против ихнего «суоми» наше оружие выигрывает по всем статьям.

- А небольшая прицельная дальность и плохая кучность боя? - не сдавался сапер. Обычно в этих спорах выступал арбитром лейтенант-десантник, работавший до войны в каком-то научно-исследовательском институте.

- Сравнить можно только в бою. Но поверьте на слово, наши ППД и пистолет-пулемет системы Шпагина (ППШ) солидно превосходят автоматическое оружие немцев. Перед тем как меня ранило, я сменил ППД на ППШ. Хорошо знаю достоинства и того и другого. Прав разведчик - чем больше у нас будет в войсках автоматического оружия, тем меньше мы станем нести потерь.

Лейтенант стал быстро что-то набрасывать на листочке бумаги, одновременно продолжая рассказывать:

- Сравнить хочу. Мне ведь довелось держать в руках и финский пистолет-пулемет «суоми» М-31, и немецкий МП-38, почему-то у нас называемый «шмайсером». Так вот, дегтяревский пистолет-пулемет, как и шпагинский, значительно легче, почти на сто миллиметров короче, чем «суоми», и выше обоих иностранных образцов по боевым качествам. Из МП-38 можно вести только огонь очередями, а у наших образцов есть переводчик на одиночную стрельбу. Посмотрите, я тут табличку набросал для наглядности.

Листочек пошёл по рукам. К моему счастью, лейтенант оказался целым кладезем оружейной премудрости. От анализа автоматического оружия он перешел к рассказу о его создателях. В госпитале я впервые узнал, что все наши ведущие конструкторы - Токарев, Дегтярев, Симонов, Шпагин - прошли полный курс рабочих университетов, от учеников до мастеров на заводе. Это несказанно меня ободрило: в самом деле, не боги горшки обжигают. Я вспомнил о другом русском самородке-изобретателе - рядовом русской армии, полковом кузнеце Рощепее. В начале двадцатого века он сконструировал автоматическую винтовку, впервые применив принцип неподвижного ствола и свободного затвора, открывающегося с замедлением. Встреченная с недоверием высшими военными кругами России, эта идея вскоре была заимствована иностранцами - австрийцем Шарцлозе и американцем Педерсеном.

Набравшись смелости, я признался лейтенанту в своих конструкторских устремлениях и протянул ему заветную тетрадку с первыми набросками пистолета-пулемета. Я боялся заметить на его лице усмешку, услышать иронию в голосе. Но ничего подобного не случилось. Он отнесся серьезно и заинтересованно к моей работе: щедро делился знаниями, помогал искать оптимальное решение того или иного узла, но излишне не обнадеживал, полагая, что на современном этапе создание оружия - дело не одиночки-автора, а целого конструкторского бюро.

Кратковременное пребывание в госпитале стало моей школой оружейных дел. Кто-то возразит: повезло парню, это простое стечение обстоятельств. Я и сам так думал до тех пор, как меня «рассекретили» и на мой адрес стали приходить письма фронтовиков, в начале 1942 года проходивших лечение в самых разных прифронтовых госпиталях. Во многих содержался один и тот же вопрос: «Не Вы ли тот тяжело раненный солдат из моей палаты, что ломал голову над чертежами нового автоматического оружия для нашей армии?». Словно шёл невидимый отбор: у кого достанет сил и веры идти до конца».

Калашников М.Т., Всё нужное – просто, СПб, «Logos», 2011 г., с. 23-25.