Вывоз сложившегося коллектива специалистов-ракетичков из Германии в СССР
Война окончена. Германия. Собрание в немецком ракетном институте «Нордхаузен».
«Здесь мы впервые увидели генерал-полковника Ивана Александровича Серова. О нём мы знали только то, что он заместитель Лаврентия Берии по контрразведке, уполномоченный по этой части в Германии и якобы прямого отношения к внутреннему репрессивному аппарату НКВД не имеет. Серов, обращаясь ко всем, попросил подумать и составить списки с краткими характеристиками тех немецких специалистов, которые, по нашему мнению, могут принести пользу, работая в Союзе. Эти списки передать Гайдукову. По возможности лишних не брать. Немецких специалистов, которых мы отберём, вывезут в Союз независимо от их желания. Американцы объявили нужных им немецких специалистов военнопленными. Мы поступим по-другому - разрешим каждому специалисту взять с собой семью и всё домашнее имущество, которое он пожелает. Точная дата станет известна в ближайшее время. На этот счёт уже есть постановление. От нас требуются только хорошо проверенные списки без ошибок. Операцию будут осуществлять специально подготовленные оперуполномоченные, каждому из них придаются военная переводчица и солдаты, которые помогут погрузить вещи. Немецким специалистам объявят, что их вывозят для продолжения той же работы в Советский Союз по решению военного командования, ибо здесь далее работать небезопасно.
- Мы разрешаем немцам брать с собой все вещи, - сказал Серов, - даже мебель. С этим у нас небогато. Что касается членов семьи, то это по желанию. Если жена и дети захотят остаться, пожалуйста. Если глава семьи требует, чтобы они ехали - заберём. От вас не требуется никаких действий, кроме прощального банкета. Напоите их как следует - легче перенесут такую травму. Об этом решении ничего никому не сообщать, чтобы не началась «утечка мозгов»! Аналогичная акция будет осуществляться одновременно в Берлине и Дессау.
Расходились мы с этого совещания со смешанными чувствами. Встречаться и работать с немцами, серьёзно обсуждать будущие проекты, зная, что в одну из ближайших ночей их вместе с семьями «заберут», было трудно.
За три дня мы узнали дату - в ночь с 22 на 23 октября. Вечером 22 октября в ресторане «Япан» был устроен банкет с неограниченным количеством выпивки для немцев и строгим запретом напиваться всем советским специалистам, которые выступали в роли хозяев. Банкет организовали якобы по случаю успешного завершения сборки и испытаний первой дюжины ракет. В общей сложности «веселились» около 200 человек. Впрочем, по-настоящему веселились только немцы. У всех русских из-за запрета выпить при наличии прекрасной закуски настроение было мрачное. Около часа ночи разошлись. Вернувшись домой, я впервые сказал жене о предстоящей сегодня ночью акции и попросил разбудить меня в 3 часа.
В 4 часа утра по улицам тихого, крепко спящего городка зашумели сотни военных «студебекеров». Каждый оперуполномоченный заранее присмотрел дом, к которому должен подъехать. Поэтому неразберихи и излишней суеты не было. Переводчица звонила, будила хозяев и объясняла, что у неё срочный приказ Верховного главнокомандования Красной Армии. Ошалелые немцы спросонья не сразу брали в толк, почему надо ехать на работу в Советский Союз в 4 часа утра, да ещё с семьей и всеми вещами. Но воспитание в духе дисциплины, порядка и беспрекословного подчинения властям, в котором жил весь немецкий народ многие десятилетия, сделало своё дело. Приказ есть приказ. Они оказались гораздо более понятливыми, послушными и покорными, чем мы предполагали. Ни одного серьёзного инцидента, никаких истерик.
В 5 часов мне позвонил Пилюгин и, заикаясь от волнения, сказал, что за ним приехали «оперы» и просят ехать к доктору Руле, который демонстративно отравился и требует на смертном одре свидания с Пилюгиным. «Поезжай, только потребуй врача, чтобы оказать помощь». Когда Пилюгин вошёл в квартиру Руле, военный врач уже хлопотала около лежащего доктора и выясняла дозу принятых таблеток. Пилюгину она заявила, что таблетки безвредные, летального исхода не будет и ей здесь делать нечего. Пилюгин спросил Руле, чего он хочет от него. Тот заплетающимся языком потребовал гарантии, что в Советском Союзе ему предоставят работу по специальности вместе с ним, с Пилюгиным, которому он до сих пор верил, и что его не отправят в Сибирь. Пилюгин дал честное слово, и на том инцидент был исчерпан. Доктора Руле Пилюгин действительно ценил и втайне от других немецких специалистов конструировал с ним интегратор продольных ускорений на новых принципах.
Вторая заминка произошла на вилле Греттрупов. Фрау Греттруп заявила, что она не может морить голодом своих детей. Здесь у неё две прекрасные коровы, и, если их нельзя взять с собой, она ехать отказывается. Гельмут Греттруп объявил, что он без семьи не поедет. Последовал телефонный разговор с руководством операцией. Греттрупу гарантировали, что к эшелону прицепят товарный вагон для двух коров и положат туда сено. Только кто будет их доить? Фрау поблагодарила и заявила, что это она готова делать сама.
И этот инцидент был исчерпан. Под наблюдением хозяев солдаты грузили вещи в «студебекеры» - всё, что те пожелали. Мебели, впрочем, было мало, ибо почти все немецкие специалисты жили на чужих квартирах, и мебель им не принадлежала. Нагруженные машины с людьми и вещами отбывали к железнодорожной станции Клейнбодунген. Там на запасном пути стоял эшелон из 60 вагонов. Люди размещались в купейных пассажирских вагонах, а вещи под их наблюдением грузили в товарные.
Когда утром я по притихшим улицам шел в институт, одиночные «студебекеры» и военные «виллисы» ещё сновали по городу. Кто-то что-то забыл, кто-то хотел ещё попрощаться с любимой женщиной. Персонал Серова безропотно удовлетворял такие просьбы.
Когда я появился у себя в кабинете, ко мне влетела первая красавица института, ведавшая нашим архивом и светокопией, фрау Шефер. Она была возмущена тем, что её не арестовали и не увозят на работу в Советский Союз. Там у нее находится в плену муж и, если она будет работать в Союзе, то наверняка найдет его. «Почему меня не взяли?» Я объяснил, что едут только инженеры и учёные, а специалистов по архивам, светокопии и машинисток в России хватает. Но она не сдавалась и потребовала, чтобы я доложил Гайдукову. Вместо Гайдукова я позвонил в комендатуру, где находился временный штаб операции. Там после недолгого замешательства приняли решение: «Дайте этой фрау машину, пусть немедленно едет домой, собирает вещи и отправляется к эшелону». Так фрау Шефер оказалась, может быть, единственной, которая уезжала в этом эшелоне в Россию совершенно добровольно.
Ещё целые сутки вокруг эшелона продолжалась суета, пока все устроились, привезли забытые в ночной суматохе вещи, снабдили всех обильными пайками и погрузили двух греттруповских коров. Институт «Нордхаузен» перешёл в режим расформирования».
Черток Б.Е., Ракеты и люди. От самолётов до ракет, М., «РТСофт», 2006 г., с. 329-331.
