В 1803 году был разработан регламент Академии наук, который зафиксировал её научные задачи и закрепил освобождение академиков от обязательного преподавания.
Но, как известно, у результативных учёных появлялись неформальные ученики…
«Академики, приехавшие в Петербург, встретили здесь среду если не враждебную, то недоумевающую. Лица, ясно сознававшие значение и задачи Академии, были единицами, не всегда достаточно влиятельными. Всё время - в течение столетия - многим казались траты на Академию ненужной роскошью или прихотью. Академия всё время нуждалась в средствах, временами дело доходило до денежных кризисов.
Для оправдания её существования и затрат на неё в среде общества и правительственных кругов существовала тенденция переделать внедренное в русскую жизнь новое дело не то в учебное заведение, не то в учёную административную коллегию, не то в техническое казённое учреждение - собрание мастерских и юных техников, не то в собрание придворных учёных, вроде придворного оркестра или театра.
В противовес этим стремлениям уже первые академики выставили главной задачей Академии самостоятельную научную творческую работу, свободное научное искание. Из XVIII в. эта задача перешла в века XIX и XX и определённо выражена в действующем уставе Академии (1836), перенесённая в него из старого регламента: «Она (Академия наук) старается расширять пределы всякого рода полезных человечеству знаний, совершенствуя и обогащая оныя новыми открытиями».
Академики приспособлялись к жизни, занимались всем тем, чего от них требовало окружающие общество и правительственные круги, но они никогда не забывали этой основной задачи, твёрдо создавали из неё традицию к академической среде, передавали её из поколения в поколение. То, что в академической среде была всё время одна единая цель, а окружающая среда ставила Академии цели различные, нередко взаимно противоположные, позволяло Академии в общем невредимо выходить из трудных обстоятельств, в которые её ставила историческая жизнь. Несомненно, Академия в той или иной мере исполняла и все те задачи, которые ей извне ставились, несколько менялась во внешних формах и проявлениях своей жизни, но по существу она оставалась неизменной, оставалась учёным обществом, ставившим на первое место исследование истины, точное знание, исследовательскую работу, стремление к чистому знанию. В течение 190 лет она неуклонно публично выставляла эти задачи в отчётах и речах своих членов, вела в русском обществе проповедь важности, значения, первенства научной работы для чистого знания перед всякой или наравне со всякой другой целью жизни, правильности и необходимости такой задачи, как функции государственной жизни.
Едва ли можно найти в истории Академии наук период, когда это сознание в её среде замирало и не имело того или иного публичного выражения. Не менее важно и то понимание научной работы, которое сразу прочно вросло в среду Академии наук и которое ею было внесено в русское общество. Ибо под наукой и её задачами можно понимать разные вещи. В этом отношении в истории Академии наук мы видим несомненную историческую преемственность.
С первых же шагов своей деятельности она в области научной работы твёрдо и определённо стала на совершенно ясную и резко выраженную точку зрения как на задачи научного знания, так и на формы и методы его достижения. С неё она не сходила. Петербургская Академия наук должна быть поставлена в этом отношении наряду с Лондонским королевским обществом и с Парижской академией наук. Ибо, подобно им, она всегда ставила на первое место конкретную научную работу, правильную постановку опыта и наблюдения, высокое значение математики в приложении к научным исканиям, точное изучение фактов и их коллективное по определённой программе собирание. Высокое значение, какое придавала Академия наук точному изучению научных фактов, как бы малы и ничтожны они ни казались лицам, стоявшим от неё в стороне, проходит через всю её историю, и, несомненно, именно оно позволяло ей пережить без всякого ущерба такие периоды в истории научного мышления, когда науки проникали философские стремления, теологические и моральные построения или гуманитарно-эстетические искания, нередко выходившие за пределы своего законного воздействия и заглушавшие научную конкретную работу.
В истории Петербургской Академии наук не было таких периодов, какие были - под этими влияниями - в истории академии берлинской в XVIII веке или которые заглушали, нередко десятилетиями, жизнь некоторых итальянских или французских академий».
Вернадский В.И., Очерки по истории Академии наук / Труды по истории науки России, М., «Наука», 1988 г., с. 206-207.