Использование противоречия, как модели
Мышление и интеллектРазличные аспекты, связанные с процессом мышления
Общая психологияПсихологические эффекты, техники работы. В ряде случаев эти эффекты могут иметь отношение и к творческой деятельности…
X
Использование противоречия, как модели
Мышление и интеллектРазличные аспекты, связанные с процессом мышления
Общая психологияПсихологические эффекты, техники работы. В ряде случаев эти эффекты могут иметь отношение и к творческой деятельности…
X
«Один из солдат Лукулла был ограблен кучкой вражеских воинов и, пылая местью, совершил смелое и успешное нападение на них. Когда солдат вознаградил себя за потерю, Лукулл, оценив его храбрость, захотел использовать его в одном задуманном им смелом деле и стал уговаривать его, соблазняя самыми заманчивыми обещаниями, какие он только мог придумать: Verbis quae timido quoque possent addere mentem (Со словами, которые и трусу могли бы прибавить духу).
«Поручи это дело, - ответил тот, - какому-нибудь бедняге, обчищенному ими»: quantumvis rusticus: Ibit, Ibit eo, quo vis, qui zonam perdidit, inquit, (C присущей ему грубоватостью ответил: пойдёт куда хочешь тот, кто потерял свой кушак с деньгами), и наотрез отказался. […]
Пусть не покажется Вам странным, что тот, кого Вы видели вчера беззаветно смелым, завтра окажется низким трусом; гнев или нужда в чем-нибудь, или какая-нибудь дружеская компания, или выпитое вино, или звук трубы заставили его сердце уйти в пятки.
Ведь речь здесь идёт не о чувствах, порождённых рассудком и размышлением, а о чувствах, вызванных обстоятельствами. Что удивительного, если человек этот стал иным при иных, противоположных обстоятельствах?
Эта наблюдающаяся у нас изменчивость и противоречивость, эта зыбкость побудила одних мыслителей предположить, что в нас живут две души, а других - что в нас заключены две силы, из которых каждая влечёт нас в свою сторону: одна - к добру, другая - ко злу, ибо резкий переход от одной крайности к другой не может быть объяснён иначе. Однако не только случайности заставляют меня изменяться по своей прихоти, но и я сам, кроме того, меняюсь по присущей мне внутренней неустойчивости, и кто присмотрится к себе внимательно, может сразу же убедиться, что он не бывает дважды в одном и том же состоянии.
Я придаю своей душе то один облик, то другой, в зависимости от того, в какую сторону я её обращаю. Если я говорю о себе по-разному, то лишь потому, что смотрю на себя с разных точек зрения. Тут словно бы чередуются всё заключённые во мне противоположные начала.
В зависимости от того, как я смотрю на себя, я нахожу в себе и стыдливость, и наглость; и целомудрие, и распутство; и болтливость, и молчаливость; и трудолюбие, и изнеженность; и изобретательность, и тупость; и угрюмость, и добродушие; и лживость, и правдивость; и учёность, и невежество; и щедрость, и скупость, и расточительность.
Всё это в той или иной степени я в себе нахожу в зависимости от угла зрения, под которым смотрю. Всякий, кто внимательно изучит себя, обнаружит в себе, и даже в своих суждениях, эту неустойчивость и противоречивость. Я ничего не могу сказать о себе просто, цельно и основательно, я не могу определить себя единым словом, без сочетания противоположностей. Distinguo (я различаю) - такова постоянная предпосылка моего логического мышления.
Должен сказать при этом, что я всегда склонен говорить о добром доброе и толковать скорее в хорошую сторону вещи, которые могут быть таковыми, хотя, в силу свойств нашей природы, нередко сам порок толкает нас на добрые дела, если только не судить о доброте наших дел исключительно по нашим намерениям. Вот почему смелый поступок не должен непременно предполагать доблести у совершившего его человека; ибо тот, кто по-настояшему доблестен, будет таковым всегда и при всех обстоятельствах. Если бы это было проявлением врождённой добродетели, а не случайным порывом, то человек был бы одинаково решителен во всех случаях: как тогда, когда он один, так и тогда, когда он находится среди людей; как во время поединка, так и в сражении; ибо, что бы там ни говорили, нет одной храбрости на уличной мостовой и другой на поле боя. Он будет так же стойко переносить болезнь в постели, как и ранение на поле битвы, и не будет бояться смерти дома больше, чем при штурме крепости».
Мишель Монтень, Опыты, М., «Альфа-книга», 2009 г., с. 322-323.