Стремление превзойти Учителя и его приёмы - случай Сергея Прокофьева
В творческой деятельности почти неизбежно возникает момент, когда развивающаяся творческая личность осознаёт ограничения своего – пусть даже самого отличного Учителя – и должна преодолеть их…
О своём Наставнике-2 вспоминает композитор С.С. Прокофьев:
«Пребывание Глиэра в Сонцовке оказало огромное влияние на моё музыкальное развитие. Дело не только в том, что я утвердился в гармонии и познал новые творческие области, как форма и инструментовка; важен был переход из рук матери, хотя и прирожденного педагога, но дилетантки и не композитора, в руки профессионала, который совсем по-иному обращался с музыкой и, сам того не замечая, открывал мне новые горизонты. Важно и то, что Глиэр был мягок и все время интересовался моей работой, благодаря чему я бессознательно почувствовал её значение и выделил из среды других увлечений вроде крокета, постройки домика или войны детских государств.
Но Глиэр привил и некоторые вредные влияния, которые я изжил много позднее, с наступлением зрелости.
Так, например, хорошо, что он научил меня песенной форме и объяснил «квадратное» построение: четыре такта плюс четыре. Это внесло порядок в мою музыкальную мысль. Но он не учёл, что это надо выучить для того, чтобы потом забыть. Квадратность внесёт порядок, но если вся длинная пьеса будет построена из 4 + 4 + 4 + 4, то этот порядок станет невыносим, и 4 плюс 5 повеет как свежий воздух. Этого Глиэр не объяснил; возможно, он сам неясно сознавал, и я надолго попал в объятия квадрата. Между тем мои предыдущие темы укладывались в самую разнообразную длительность: «Что ж, стрелять?» - шесть тактов; тема благодарности из «Великана» - три такта; главная партия симфонии - девятнадцать тактов; другие же - четыре или восемь тактов.
Вторая вредная привычка - некоторых шаблонных модуляций, во власти которых находился сам Глиэр. Таковы отклонения в шестую и третью ступени, которые ранее не приходили мне в голову, но после Глиэра появились и в симфонии и в последующих сочинениях. По счастью, они не нашли длительных симпатий.
Наконец, третьим внушением была секвенция, которую я тоже не знавал дотоле. Секвенцию надо знать, но надо её и опасаться.
Во всех трёх случаях Глиэр должен был меня просветить, но, просвещая, пояснить, что и четырёхтактом, и отклонением в шестую ступень, и секвенцией надо пользоваться с оглядкой. На первый взгляд, кажется, что секвенция поднимает эмоциональную сторону и переносит фразу в новую краску через повторение в другом тоне. На эту удочку попадаются многие композиторы. На самом же деле эффект от секвенции достигается дешёвым средством и как дешёвка должен быть отвергнут. Я тоже не один год после Глиэра пользовался секвенциями, но зато наступил такой момент, когда возненавидел их.
Так или иначе, эти минусы были незначительны по сравнению с огромным прыжком вперёд, который я сделал от соприкосновения с Глиэром».
Прокофьев С.С., Детство, М., «Музыка», 1983 г., с. 101-103.
Викентьев И.Л., Подготовка исследователей
