Различные эффекты, связанные с интуицией человека
Художественная прозаЛитературные произведения о творческих возможностях человека
X
Различные эффекты, связанные с интуицией человека
Художественная прозаЛитературные произведения о творческих возможностях человека
X
«Это были как бы удары струи света, и тогда словно электрический ток пробегал по телу Кристофа, трепет непонятного волнения охватывал его. Так среди ночи в беспредельном океане мореплавателю вдруг открывается земля. Или как будто Кристоф пробирался сквозь толпу, и вдруг его пронзил чей-то бездонный взгляд.
Чаще всего это случалось после долгих часов оцепенения, когда мысль работает вхолостую, отказываясь заполнить окружающую пустоту. И особенно часто в те минуты, когда он, отвлёкшись от своих раздумий, беседовал с матерью или гулял. Если это случалось на улице, какое-то чувство уважения к себе и другим удерживало его от слишком бурных проявлений радости. Но дома он не знал удержу. Он топал ногами: он трубил победу. Мать хорошо знала этот сигнал, и она научилась понимать его смысл. Луиза говорила в таких случаях Кристофу, что он напоминает ей курицу, только что снесшую яйцо.
Внезапно какая-нибудь музыкальная идея завладевала им. Она выливалась иногда в отдельную законченную фразу, но чаще в огромную туманность, скрывавшую целое произведение, - его строй, его общие очертания угадывались сквозь покров, местами разрываемый несколькими ослепительно яркими фразами, которые выделялись в тумане скульптурной чёткостью деталей. Всего лишь вспышка молнии, за ней следовали другие, то тут, то там рассеивая мрак. Однако чаще эта своенравная сила, вырвавшись как бы нечаянно наружу, на несколько дней уходила в свои тайники, оставив за собой светлый след.
Радость вдохновения захватывала Кристофа с такою силой, что он терял вкус ко всему другому. Опытный художник отлично знает, какой редкий гость - вдохновение: то, что подсказано внутренним чутьём, доделывает ум; и художник кладет свои замыслы под пресс, он выжимает из них до последней капли божественный сок (нередко ему приходится даже разводить их простой водой).
Кристоф по своей молодости и самонадеянности пренебрегал этими средствами. Он предавался несбыточной мечте - выражать в своём творчестве только то, что со стихийной силою вырывается из недр души. Если бы он не закрывал умышленно глаза, он без труда понял бы, как нелепы его намерения. Правда, для него это была пора полноты существования, без провалов, без пустот. Всё питало неиссякаемый источник его творчества: всё, что видели его глаза, всё, что он слышал, всё, что затрагивало его в повседневной жизни, каждый взгляд, каждое слово, - всё рождало в душе новые мечты и замыслы. Миллионы звёзд свершали свой путь в беспредельном небе его мысли. И, однако, даже в эту пору, выдавались минуты, когда вдруг всё потухало. И хотя мрак держался недолго и Кристофу не приходилось томиться продолжительным безмолвием души, он не без страха думал о непонятной силе, которая приходила к нему, покидала его, возвращалась, исчезала... Надолго ли на этот раз? И вернётся ли она вообще когда-нибудь? Его гордость отвергала эту мысль, он говорил: «Эта сила - я. В тот день, когда она исчезнет, исчезну и я - я убью себя». Невольная дрожь пробегала по его телу, но эта дрожь была для него новой радостью.
Тем не менее Кристоф сознавал, что если этому источнику не угрожает пока опасность оскудеть, то всё же одними его богатствами не наполнить целое произведение. Идеи являлись ему почти всегда в бесформенном и неочищенном виде: надо было затратить много труда, чтобы отделить их от шлака. Они шли нестройной вереницей, рывками; чтобы сплавить их воедино, надо было вложить в них усилие трезвого ума и холодной воли. И из этого сплава вычеканивалось новое творение. Художник в Кристофе был слишком силен, чтобы отказаться от таких усилий, но он не хотел в этом признаваться: он хитрил, уверяя себя, что лишь передает подслушанное в самом себе, а между тем ему волей-неволей приходилось всё преображать, чтобы сделать понятным. Более того, бывало и так, что он совершенно искажал первоначальный замысел. Как бы сильно ни захватывала его музыкальная идея, он часто не мог сказать, что она означает. Она изливалась из глубин души, тех глубин, что лежат далеко за пределами сознания; и в этой девственной силе, которую нельзя было мерить общими мерками, сознание не могло различить ни одной из волновавших его мыслей, ни одного из человеческих чувств, которые оно определяет и разносит по рубрикам: радости, страдания - всё нераздельно сливалось в единую страсть, которую нельзя было понять разумом, потому что она выше разума. Но, даже не постигая её, разум вынужден дать название этой силе, включить её в одно из тех логических построений, которые человек неустанно создает в улье своего мозга.
Так Кристоф уверял себя - стремился себя уверить,- что существование могучей подспудной силы, волновавшей его, имеет точный смысл и что смысл этот согласуется с его волей. Свободный инстинкт, вырвавшийся из глубоких тайников его души, куда не досягает сознание, соединялся под давлением разума и против воли Кристофа с ясной мыслью, совершенно ему чуждой. И возникшее творение было лишь искусственным сочетанием одного из широких замыслов, рожденных умом Кристофа, со стихийными силами, имевшими совсем иной смысл, ещё не понятный ему самому».
Ромен Роллан, Жан-Кристоф / Собрание сочинений в 14-ти томах, Том 4, М., «Государственное издательство художественной литературы», 1956 г., с. 17-19.