Ромен Роллан: Жан Кристоф – о родителях композитора

«Иногда в доме бывало совсем туго с деньгами. И это случалось все чаще и чаще. В такие дни все ели впроголодь. И голоднее всех приходилось Кристофу. Отец - тот ничего не замечал; он первый накладывал себе на тарелку, и на его долю всегда хватало. Громко разговаривая и сам хохоча над своими остротами, он не слышал, каким принужденным смехом отвечала ему жена, не видел, как настороженно следила она за ним, когда он брал себе кушанье, а потом передавал ей наполовину опустевшее блюдо. Луиза оделяла малышей. Когда доходила очередь до Кристофа, на блюде оставалось всего три картофелины, а мама ещё не ела! Он наперёд знал, что так будет - он ещё раньше успевал сосчитать все порции, - и, собравшись с духом, нарочито небрежно говорил:

- Мне только одну, мамочка.

Мама как будто удивлялась:

- Почему одну? Две, как всем.
- Нет, пожалуйста, только одну.
- Разве ты не голоден?
- Да, мне что-то но хочется.

Тогда она в себе клала только одну. Каждый старательно очищал свою картофелину, резал на крохотные кусочки, старался есть как можно дольше. Мать поглядывала на сына. Когда он кончал, она говорила:

- Ну, возьми ещё одну.
- Нет, спасибо.
- Да ты болен, что ли?
- Ничего я не болен, я просто не хочу.

И случалось, что отец обзывал его привередником и забирал последнюю картофелину. Но против этого Кристоф стал принимать свои меры: он брал сразу две и одну оставлял у себя на тарелке для Эрнста - тот всегда бывал голоден и с самого начала обеда жадным взором следил за спорной картофелиной; под конец он не выдерживал.

- Ты больше не хочешь? - спрашивал он Кристофа.
- Ну, дай мне!

Ах, как ненавидел Кристоф отца в такие минуты! Почему отец нисколько не думает о них? Ведь он даже и не заметил, что съел их долю! Кристофа до того мучил голод, что в сердце у него накипала злоба, и так хотелось высказать её вслух отцу! Но гордый мальчик считал, что не имеет на эту права, потому что живёт на чужой счет. Отец отнимает у них кусок хлеба - но ведь этот кусок он сам и заработал. А от него, Кристофа, никому нет никакой пользы; он сидит на чужой шее, ну, значит, и должен молчать. Но когда-нибудь он заговорит, когда-нибудь он всё скажет, если только доживет до этого дня! Да нет, куда там - он ещё гораздо раньше умрет с голоду!..

Кристоф, больше чем любой другой ребёнок на его месте, страдал от этих вынужденных постов: здоровый желудок требовал пищи. Временами Кристоф испытывал настоящие муки; его бросало в дрожь, начинала болеть голова, под ложечкой становилось пусто, как будто там высверлили буравом огромную дыру; и бурав все вертелся, и дыра делалась все больше. Но он не жаловался: он знал, что мама следит за ним, и старался принять равнодушный вид. Луиза догадывалась с болью в сердце, что их первенец отказывается от еды для того, чтобы другим осталось больше; она гнала от себя это подозрение, но оно возвращалось снова и снова. Она не смела проверить, не смела в упор спросить Кристофа, правда ли это, потому что, если бы это оказалось правдой, что она могла сделать? Сама она с малых лет привыкла молча терпеть лишения: что толку жаловаться, раз нельзя ничего изменить? Но она не брала в расчёт, что ей, при её слабом здоровье и малых потребностях, было все-таки не так трудно, как Кристофу. Она не отваживалась прямо заговорить с ним, но иной раз после обеда, когда все расходились - дети на улицу, Мельхиор по делам, - она просила старшего остаться и помочь ей в чем-нибудь. Кристоф держал на распяленных руках моток шерсти, мать разматывала нитку. Вдруг она все бросала, привлекала его к себе, сажала на колени, хоть он для этого был уже слишком велик и тяжел, страстно прижимала к груди. И Кристоф изо всех сил обнимал её за шею; оба заливались слезами и осыпали друг друга поцелуями.

- Бедный мой мальчик!..
- Мамочка! Милая моя мамочка!..

Больше они ничего не говорили, но они понимали друг друга».

Ромен Роллан, Жан Кристоф / Избранное, М., «Детская литература», 1978 г., с. 63-65.


Слабохарактерный отец Жана Кристофа