Поль Верлен и признаки вырождения человека по Максу Нордау

«Деятельность нормального мозга определяется законами логики и строгим  контролем внимания. Она направляется на данный предмет, разрабатывает  и исчерпывает его.

Нормальный человек может рассказать, что он думает, и его  рассказ имеет начало и конец. Мистик мыслит лишь по законам ассоциации идей,  не подвергая её контролю внимания. Мысли у него разбегаются. Он никогда не  может в точности сказать, о чем он думает: он может лишь указать на эмоцию,  подавляющую его сознание. «Мне грустно», «мне весело», «я нежно настроен»,  «я боюсь» - вот всё, что он может сказать. Его мысль наполнена расплывающимися  облачными представлениями, получающими окраску от господствующей  эмоции подобно тому, как чёрный дым, окружающий кратер вулкана,  озаряется пламенем, пылающим внутри горы. В его поэзии вы никогда не  встретите логического развития мысли; подбором неясных слов он старается  только вызвать «настроение». В поэтических произведениях он относится равнодушно  к точной фабуле, к изложению определённой мысли, вызывающей в нем  самом хотя бы не тождественную, но однородную мысль.

Психопаты очень хорошо сознают разницу между произведением, воплощающим мощную работу  мысли, и произведением, в котором бродят неясные впечатления, и поэтому они  усиленно ищут отличительный признак, название для единственно им доступного  рода творчества. Во Франции они приискали слово «символизм». Как ни нелепы  их толкования этого лозунга, психолог выводит из их бормотания заключение,  что они под «символом» разумеют слово или ряд слов, выражающих не какое-нибудь фактическое проявление внешнего мира или сознательного мышления, а неопределённое сумеречное представление, которое не заставляет читателя мыслить, но вызывает в нем мечты, то или другое настроение.

Великий поэт символистов, их первообраз, вызывающий удивление и подражание, давший им, по их собственному признанию, сильнейший импульс, - Поль Верлен. Ни в одном человеке не находим мы такого полного сочетания физических и психических признаков вырождения, как в нём; я не знаю ни одного писателя, на котором можно было бы проследить так отчётливо, черта за  чертою, клиническую картину вырождения: вся его наружность, его жизнь, его образ мыслей, мир его представлений, его способ выражения - всё подходит под эту картину.

Жюль Гюре даёт нам следующее описание его наружности: «Его голова, напоминающая состарившегося злого духа, с растрепанной жидкой бородой и внезапно выступающим (?) носом, густые щетинистые брови, торчащие, как колосья, над зеленоватыми глубокими глазами, чудовищный длинный и совершенно лысый череп, обезображенный загадочными выпуклостями, придают этой физиономии смешанный характер закоренелого аскета и плотоядного циклопа […] в Верлене не отсутствует и обычный спутник болезненно возбужденного эротизма - мистицизм. В некоторых других его стихотворениях эта черта выступает ещё явственнее. В подтверждение приведу лишь две строфы:

О Боже, ты уязвил меня любовью, и рана ещё трепещет;
О Боже, ты уязвил меня любовью.
О Боже, твой страх поразил меня, клеймо ещё цело и гремит (обратите внимание на способ выражения и на беспрерывные повторения);
О Боже, твой страх поразил меня. 
О Боже, я сознал, что всё - суета сует.
Потопи душу мою в потоке твоего вина, раствори мою жизнь в хлебе твоего стола, 
Потопи мою душу в потоке твоего вина. 
Возьми мою кровь, которую я не проливал, возьми мою плоть, которая недостойна страдать, 
Возьми мою кровь, которую я не проливал.

Затем следует исступленное перечисление всех частей тела, приносимых в жертву Богу, и в заключение поэт говорит: «Ты знаешь всё это, знаешь, что я беднее, чем кто-либо. Но, Боже, я отдаю то, что у меня есть».

К Пресвятой Богородице он обращается с следующим воззванием: «Я хочу любить ещё только мою Матерь Марию. Всякая другая любовь является только по приказанию, и как бы она ни была необходима, она зарождается только в сердцах, поклоняющихся моей Матери. Ради неё должен я нежно любить моих врагов, славословлю я эту жертву, и мягкость сердца, и усердие в служении. Я молил Её об этом, и Она разрешила. И так как я ещё слаб и очень зол, руки у меня трусливы и очи ослеплены большими дорогами, то Она опустила мне глаза и сложила мои руки и научила меня словам молитвы» и т. д.

Весь тон этого стихотворения очень хорошо знаком психиатрам».

Макс Нордау, Вырождение. Современные французы, М., «Республика», 1995 г., с. 90-91.


Качества настоящей творческой личности по Г.С. Альтшуллеру