«Докторская диссертация писалась вне докторантуры, т. е. свободных от учебной работы двух лет: нагрузка Ю.М. Лотмана была чрезвычайно тяжёлой, количество лекций в неделю не опускалось ниже 14-16 часов.
А созданию диссертации сопутствовало фантастически трудоёмкое научное творчество в соседних областях: штудирование большого числа «чужих» новых книг и статей и написание собственных. В 1958 г. вышли в свет книга Ю. М. Лотмана о А.С. Кайсарове в 12 печатных листов (т. е. в 192 страницы) и подготовленный им для Большой серии «Библиотеки поэта» том «Стихотворений» А.Ф. Мерзлякова с солидным научным аппаратом (всего в 20 печатных листов) - да ещё восемь статей, некоторые из них весьма объёмные; в 1959 г. - ещё восемь статей, в 1960 г. - снова восемь, в 1961 г. - автореферат докторской диссертации (2 печатных листа), сборный том в Малой серии «Библиотеки поэта» - «Поэты начала XIX века» - с научным аппаратом (всего 21 печатный лист) и еще 12 статей. Дальше количество научной продукции, без снижения качества, продолжало наращиваться.
К учебно-административной университетской работе приплюсовывалась домашняя хозяйственная занятость (ведь надо было обхаживать трех маленьких сыновей, а жена, 3.Г. Минц, отнюдь не была освобождена от учебных и научных нагрузок, она «соревновалась» с мужем и по количеству лекций, и по печатной продукции).
Для научной работы оставались ночи. И когда такая жизнь продолжалась годами, то организм давал сбои.
Из моего письма к Ю.Г. Оксману 17 ноября 1963 г.: «Юр. Мих. неважен, но, чувствуя, что дело плохо, он перестал работать ночами (он ведь писал или читал до 3-4 <часов> утра, а в 7 вставал!!), даже днём иногда отдыхает».
Однако такого «санаторного» режима Ю.М. Лотману хватало на несколько дней, потом он опять возвращался к бешеному ритму. Организм, ясно, сжигался досрочно, но иначе жить Лотман не умел. [...]
Научная продукция кафедры благодаря интенсивной работе её членов росла с каждым годом, во второй половине 1950-х г. мы уже задыхались от обилия нереализованных статей.
Каждый из нас в год создавал приблизительно 10-12 печатных листов (т. е. около 250 страниц машинописи), что равнялось двухлетней норме сотрудника академического научно-исследовательского института, полностью освобождённого от учебных нагрузок. […]
Ю.М. Лотман не смог бы создать свои 800 научных трудов, если бы не обладал фантастической работоспособностью. У него никогда не было «свободного» времени, он всегда занимался. Все четыре года тяжелейшей Отечественной войны (а он от звонка до звонка провёл её на передовой) он держал при себе учебник французского языка и штудировал его, как только выдавались минуты затишья.
За студенческие пять лет он наработал столько материалов, что через год по окончании Ленинградского университета, быстро сдав весь кандидатский минимум, успешно защитил в родном университете первую диссертацию. Он не был ни в аспирантуре, ни в докторантуре, он никогда не награждался творческими отпусками, получал, по правилам советских вузов, непосильную нагрузку в 700-800-900 часов в год, из которых у Ю.М. Лотмана добрая половина приходилась на лекции (он до сих пор жаден до лекционных курсов: и общие хочет читать, и - особенно - спецкурсы). Да это ведь реальные часы занятий, а сколько ещё приходилось к ним готовиться!
Единственное утешение - если читался курс, куда входили материалы советской литературы, то можно было многие современные произведения просматривать «по диагонали» или вообще говорить о них, не знакомясь, заранее зная их стандартно-типическое содержание.
Семейный лотмановский анекдот тех лет. Жена, Зара Григорьевна: «Ты читал роман такого-то?». - «Конечно, читал». - «Когда же ты успел, он ведь только что вышел».- «А я сегодня о нём на лекции читал».
Но постоянное обновление спецкурсов, обильные урожаи курсовых и дипломных работ, позднее еще и аспирантских сочинений, отнимали уйму времени. Заедал быт: у Лотманов рождались дети; бабушек, увы, не было, приходилось домашний воз везти самим родителям, а они оба были творческие работники, поэтому делили бытовую ношу пополам. К тяготам относились с юмором; в комнате были развешаны лотмановские карикатуры со сценками из повседневной жизни; например, на одной была изображена глубокая ночь, орущий малыш и папаша (Ю.М. Лотман великолепно себя шаржировал) в ночном белье и босиком, уныло греющий бутылочку с молоком - сбоку подпись: «Джон Грей».
Ю.М. Лотман оказался превосходным домохозяином; есть универсально талантливые люди, т. е. талантливые не только в своей узкопрофессиональной сфере: Лотман, например, отличный кулинар. А для научной работы времени не оставалось, вернее, оставалась ночь, что Лотман с успехом для работы и с ущербом для здоровья постоянно использовал. Недосыпал он систематически.
Когда я впервые увидел Лотмана, ему было 25 лет, но выглядел он на все сорок.
Ещё один анекдот. Заходит Лотман с первенцем-сынишкой в магазин, а какая-то сердобольная старушка ворчит: «Вот ведь нынешние родители, сами - господа, деда с внуком послали за продуктами»... «Деду» же не было и тридцати. Уставал Лотман отчаянно.
Как-то он признался: «Если бы меня подвесили за ногу вон за тот крюк (показал на верх люстры) и оставили меня в покое, ох, и выспался бы я!». Конечно, за все эти недосыпы и недоотдыхи Ю.М. Лотман заплатил дорогой ценой, его организм часто напоминал об этих авралах.
Но иначе не было бы всемирно известного учёного».
Егоров Б.Ф., Ю.М. Лотман как человек и явление, в Сб.: Юрий Михайлович Лотман / Под ред. В.К. Кантора, М., «Росспэн», 2009 г., с.16-17 и 74-76.
