Сочинитель по Ф.В. Булгарину

«Страсть к авторству беспрерывно усиливалась во мне. Это было не желание славы и известности, не жажда похвал - одним словом, не напряжение тщеславия и самолюбия, этих мелких несносных страстишек, которые квакают, как лягушки в болоте, чтоб обратить на себя внимание, пока аист критики не пришибёт их.

Нет, во мне было непреодолимое влечение излить чувства и мысли мои, которые, так сказать, угнетали мой малый умишко и мое юношеское сердце.

Начитавшись, наслушавшись и раздумав, я приобретал свои понятия о многих вещах, свой взгляд на предметы, часто не согласные с тем, что я читал и чему меня учили. Мне хотелось изливать всё это на бумагу как будто для того, чтоб очищать в уме и сердце место для новых впечатлений и ощущений.

Я знал хорошо, что меня ожидает не слава и не награда, а насмешки товарищей и неприятности.

Школа есть микроскопический уголок света: это гнездо, хранящее в себе зародыши тех страстей и предрассудков, которые, вылупившись из покрывающей их коры, подобно хищным птицам, будут страшны разуму и заслуге или тихим ощущениям души.

Слово сочинитель есть упрёк или насмешка в животном, механическом мире. Сочинитель, по мнению словесных машин, есть человек ни к чему не способный, есть существо только терпимое (tolere) в обществе. Одни мужи великие, одаренные высоким разумом, постигают пользу и достоинства существа мыслящего, извлекающего из всего первоначальные истины, подобно пчеле, извлекающей из всех растений мед.

Но великие мужи ещё реже родятся на свет, чем великие писатели.

Если справедливо, как утверждали некоторые физиологи, что головные нервы, служащие орудием душе и разуму, почти то же, что клавиши на фортепиане, то, по несчастию, нерв или клавиш сатиры был во мне громче других клавишей, и всякая неправда и несправедливость, трогая душу мою, раздавалась громко в уме, и звуки эти требовали излияния.

Я уже и тогда чувствовал, что это несчастье! История Сократа была мне хорошо известна, и земля ещё полнилась слухом о французском поэте Жильбере, который, будучи доведён до госпиталя, с отчаяния подавился ключом!

Предвидя все то, что испытал впоследствии, я, однако ж, не мог заглушить в душе вопля природы. И.И. Дмитриев сказал справедливо:

Гони натуру в дверь, она влетит в окно!

Между серьёзными историческими работами, между упражнениями в переводах и отчетах о прочитанном для упражнения разума я писал басни, сатиры, начинал поэмы, комедии, и все эти отрывки расходились по корпусу...

Я прослыл сочинителем.

Этим я, как водится, приобрёл друзей и врагов. Все это точно так же, как в свете. Некоторые из моих добрых товарищей до сих пор сохранили корпусные мои сочинения, и ещё в текущем 1845 году генерал-майор Аполлон Никифорович Марин дал мне басню моего сочинения, которая в то время была представлена братом его, Сергеем Никифоровичем, великому Державину и им письменно одобрена. Другие из моих товарищей даже сохранили в памяти некоторые из корпусных моих стихов. Не привожу ничего из этих детских произведений... это были только вспышки. Укрепившись разумом, я понял все величие поэзии и отказался от стихов.

Стихотворство то же, что игра на скрипке: кто не может играть так, как Паганини или Липинский, тот не должен играть в публике. В прозе мысли, чувства, картины подчиняют себе слог, в поэзии слог (стихи) определяет достоинство произведения.

Россини был бы смешон, если бы захотел сам петь перед публикою то, что прельщало всех, когда пели Малибран и Рубини! Проза - богатая нива, поэзия - цветущий и плодоносный сад: и то и другое превосходно, если хорошо возделывается... Но... каждому своё: suum cuique!».

Булгарин Ф.В., Воспоминания: отрывки из виденного, слышанного и испытанного в жизни, СПб, «Азбука», 2012 г., с. 140-142.

 

Наши правила обсуждения видео на YouTube