«Как может в одном лице, в одном теле, в одной душе сочетаться небесное спокойствие снежной вершины с водопадной стремительностью горной реки?..
Неукротимость движения в нём присутствовала всегда - даже в молитвенной сосредоточенности. («Лев рыкающий и быстрый», по определению одной наблюдательной прихожанки.)
Некая доля инерции свойственна каждому, но он словно имел свой эфирный транспорт: только что был здесь - весь, целиком, безмерный - и вдруг испарился, уже где-то впереди, дальше, дальше...
И в работе за столом - ураган: строчил почти без правки, не перечитывая (тексты для публикаций правил уже в вёрстках, очень внимательно).
Казалось, в музыке его жизни нет никакого усилия, одоления. Но однажды, на «смене караула», признался:
- Не жаворонок я, доктор. Сова, как и ты. Даже филин. (Взглядом из-под очков жутко похоже изобразил филина. Великолепный актёр, много искушений было заподозрить, что даже и лицедей...) Вечером спать не хочется, мозг бурлит, завод на всю ночь. А утром...
А ранним утром ему каждый день нужно было идти в храм - по той самой дорожке, где последним, роковым утром удар убийцы украл его кровь...
Чтобы заснуть, приходилось принимать таблетку снотворного. Если принять запаздывал, действия уже не было, и оставалось до утра вкалывать.
Я видел его уходящим к людям и после таких ночей - с воспалёнными, чуть виноватыми глазами, с повышенной твердостью походки.
Никто никогда его утомления не замечал. Ходил всегда скоро и легко, только чуть припадая при каждом шаге под нарастающим грузом...
Уже в двенадцать лет Алик Мень знал, для чего родился, а в тринадцать составил свою жизненную программу. Одно из определений этой программы, данное однажды в беседе со мной, - евангелизация, евангелизация страны, евангелизация человечества, мира...
Евангелие, напомню, - «благая весть», «благовестие», проще - «хорошие новости от Бога». Вот эти хорошие новости Алик Мень и взялся людям сообщать, а для этого нужно было постоянно учиться и разнообразно действовать. «Я мальчишкой ещё, слава Богу, догадался, что жить надо крупно. Крупно и просто. Не усложнять, не мельчить жизнь, не дробить - она и так на клочки раздираема... В делах своих, в побуждениях, в ценностях - всё надо соединять. Соединяй и властвуй!..»
«Как ты столько успеваешь?» - допытывался я (и не один я). - «Да сколько столько?.. Я одним делом всю жизнь занимаюсь. И не я его делаю, а оно меня... Дело - дерево: один ствол на корнях, дальше ветви и ветки, мельче и мельче... Задачи разветвляются на дела, дела на делишки - как кровообращение: от сердца до капилляров...»
- «Сколько же у тебя самых крупных ветвей - главных проектов?» - «На каждый обозримый период стараюсь держать не больше пяти, как пальцев на руке, притом только одна работа главная, как большой палец, а остальные сопутствующие, но их сумма по значимости примерно равна основной... Стараюсь соблюдать иерархию - отличать делишки от дел, дела от задач, задачи от Цели: если низшее наезжает на высшее, а не служит ему - к ногтю...
Всё, в общем, просто: ствол расписания крепкий, ветви бытия гибкие... Конечно, энтропия взимает налог, зряшные потери все равно происходят.
Если в пределах примерно одной пятой от времени в целом - ещё ничего... Когда ясно себе представляешь, к чему стремишься, то знаешь и чего хотеть в каждый миг, что предпочесть, от чего отказаться, что предоставить случаю - когда идёшь верной дорогой, время само себя бережет...»
В метро и электричках всегда читал и писал, сидя ли, стоя ли, далее в тесноте. В гостях обычно, извинившись, делал по нескольку телефонных звонков, всегда кратких. (Дома по телефону старался не разговаривать по нескольким причинам, для экономии времени в том числе.) Если случались в чём-то непредвиденные задержки, вынужденные ожидания - всегда оставался спокойным и даже радовался: даровое время для думания, чтения или письма.
(Чехов тоже писал, что любит подождать: поезда, человека, погоды...)
Думать о чём угодно умел совместно с любым делом или общением. Во сне тоже.
Однажды утром мне рассказал, что в сновидении только что прочитал одну из пока не написанных статей своего Библейского Словаря. В виде свежеправленной вёрстки ему её вручил не кто-нибудь, а гениальный мыслитель Владимир Соловьёв, чей портрет заглядывал в его рукописи с левой стороны стола...
Концентрация минус сопли
К себе самому относился приятельски - дружелюбно, с симпатией, но без особого интереса и чуть иронично. В работе, в служении - никакого надрыва или жертвенного пафоса - одно лишь ясное осознание «можно» и «нужно». Всё целесообразно. «Я средство», «я инструмент» - лейтмотив самоопределения. У меня, челоцентрика, это сведение себя к функции вызывало, конечно, протест.
В беседе за чаем невзначай вывел однажды формулу успеха в любом деле: «Концентрация минус сопли». - «Концентрация - понятно, а вот что такое сопли?» - поинтересовался я. «Сопротивление личности, собственной личности сопливое сопротивление». - «А у тебя оно есть?» - «А как же. Дай себе волю, только читал бы Диккенса да смотрел «Мир животных». Я и смотрю его...»
По первому образованию он был биолог и обожал всё живое, а из зверей - особенно обезьян и собак.
«Сгущёнка имеет право на разбавление и даже обязанность»,
- сказал он за тем же чаем. Под сгущёнкой имел в виду сразу многое: и любимое лакомство наших школьных лет, страшно вредное и обычно бывавшее у него на столе, и простую серьёзность, и религиозное благоговение, и смысловую насыщенность текстов, и деловой график...
Продолжение »
