Разработка и репетиция клоунады по Карандашу

«С первых же дней, став постоянными партнерами Карандаша, мы с Мишей поняли, что попали в жёсткие руки.

- Что я от вас буду требовать? - сказал нам Михаил Николаевич, стоя посреди своей гардеробной, когда начались репетиции в Московском цирке. - Прежде всего дисциплины и трудолюбия. Вы, Шуйдин, теперь не просто ученик, но и партнёр. Вы, Никулин, не временный работник. Вы работаете вместе со мной. Я не потерплю опозданий на репетиции и отлынивания от дела. Вот вам тетрадки (он вытащил две маленькие тетрадки). В них, пожалуйста, записывайте все мои замечания и задания, а также вопросы, если они у вас возникнут. Потом вы мне будете их задавать, а ответы записывать. Прошу вас найти себе псевдонимы, Никулин и Шуйдин - для цирка не звучит. Вот, например, Жак и Мориц, Фриц и Франц, Бим и Бом... Поняли? Думайте над этим. […]

Репетируя «Сценку на лошади» , я впервые испытал на себе, как делается клоунада. Карандаш приходил на репетицию, держа в руках листок бумаги. Видимо, он заранее разрабатывал трюки, текст и всё это записывал. Всё, что он придумывал, пробовалось по нескольку раз. Мы с Баращкиным ощущали себя пешками. Куда нас ставил Карандаш, там мы и стояли, по команде падали, по команде двигались. Все распоряжения выполняли беспрекословно, не раздумывая и не обсуждая их. […]

Не всё приняла публика, но во многих местах смеялась. Назавтра репетировали снова и решили показать «Сценку на лошади» на вечернем представлении. В ходе спектаклей, подкреплённых ежедневными репетициями, «Сценка» постепенно обрастала трюками, различными корючками. Карандаш ввёл в неё четвертого партнёра, который выходил под пьяного. То, что на публике не проходило, отбрасывалось. От спектакля к спектаклю я постепенно смелел и стал кое-что предлагать от себя, что принималось неплохо зрителями. […]

Зрители хорошо принимали всё, что делал Карандаш. Реагировали и на трюки, которые я проделывал (падение с лестницы, тушение пожара, взрыв бочки), но стоило мне остаться один на один со зрителем и произнести текст, в зале воцарялась гробовая тишина.

Когда «Автокомбинат» в Москве с Карандашом исполняли клоуны Демаш и Мозель, то Рыжий - Мозель - всегда вызывал смех. Крутил ручку трещетки Демаш, а Мозель так пугался, кричал и дрожал от страха, что публика заливалась смехом. У нас же Романов вертел ручку, я орал, пугался, дрожал, а в зале тишина. Пробовал я бежать и, спотыкаясь о барьер, падать (отбивал себе бока и колени), зарывался в опилки, но никакого эффекта. Тогда Карандаш придумал приспособление: дал мне в руку авоську с пустыми железными консервными банками. Когда я падал и банки с шумом рассыпались в боковом проходе, смех возникал. Но как далеко мне было до мозельского успеха. Не получалось у меня и с первым выходом в клоунаде.

- Клоун выходит на манеж, и публика должна сразу принимать его смехом, только тогда пойдёт всё как надо. Клоун должен сказать публике свое смешное «Здравствуйте» ,- учил меня Карандаш.

Я же появлялся в своем кургузом костюмчике, в канотье, и публика встречала меня не только молча, а, пожалуй, даже с некоторым недоверием.

- Никулин, попробуйте, что ли, петь на выходе... - посоветовал как-то Карандаш.
Я выбрал популярную в то время песню «Закаляйся, если хочешь быть здоров» из фильма «Первая перчатка». Пел её истошным голосом, пел дико, так, что публика, сидящая близко, вздрагивала, а дети в зале пугались. Песня не помогала. Но на одном из представлений решил петь куплет не сначала, а со строчки «Водой холодной обливайся...» , и в слове «холодной» голос у меня вдруг сорвался. Слишком высоко взял. В зале засмеялись. Ага, думаю, уже на правильном пути. Так постепенно, по крупицам, выуживал смех у публики. […]


Самым трудным и в то же время полезным для нас становились репетиции. Карандаш тщательно репетировал каждую репризу или клоунаду. Каждый кусочек он отрабатывал часами, обращал наше внимание на мельчайшие детали. Так на практике мы познавали тонкости клоунского ремесла. Мне казалось тогда, что Карандаш забывает о внутреннем состоянии актёра. Он тщательно отрабатывал только внешний рисунок действия и манеру подачи текста. […]

Работа над этой клоунадой многому научила меня. Михаил Николаевич показывал, как выгодно выбрать мизансцену, учил выжидать реакцию зала, «проскакивать» пустые места. Когда я не понимал что-то, Михаил Николаевич нервничал, кипятился и покрикивал:

- Вся клоунада построена на проверенных тысячу раз трюках. Никулин, поймите это. Нужно только правильно, чётко и вовремя всё делать. […]

Когда Карандаш окончательно разваливал статую, я, стоя в боковом проходе, выжидал, пока он влезет на пьедестал, опустит до пят белую рубашку, подсунет под рубашку руки, изображая груди у Венеры, и только тогда вбегал в парк. Вбегал, видел обломки статуи и странную Венеру, стоящую на пьедестале. Эта часть клоунады мне тоже никак не удавалась.

- Никулин, надо выдерживать паузы, - сердился Михаил Николаевич. - Публика должна смаковать момент, когда вы берётесь за рубашку. Дайте зрителю отсмеяться, не торопитесь.Порой казалось, что из меня делают механического робота.

- Никулин, вы не выдерживаете нужных пауз, - без конца повторял Михаил Николаевич, - весь ритм ломаете. Поймите же, это всё очень просто. Смотрите (Карандаш начинал показывать), вы подбежали к обломкам. Теперь посмотрите на них и сосчитайте про себя: раз, два, три. Потом поднимайте глаза на меня: раз, два, три, четыре…»

Никулин Ю.В., Десять троллейбусов клоунов, Книга 1, Самара, «Самарский Дом печати», 1993 г., с. 227, 196, 202, 231-232 и 234.