Модель двух эволюций: генов и мемов по Сергею Гаврильцу и Аарону Воузу

«Гипотеза макиавеллиевского интеллекта появилась в конце 1980-х и с тех пор неуклонно укрепляет свои позиции.

В 2006 году Сергей Гаврилец и Аарон Воуз из Университета штата Теннесси в Ноксвилле разработали математическую модель, наглядно демонстрирующую потенциал «макиавеллиевского» механизма эволюции разума (Gavrilets S., Vose A. 2006. The dynamics of Machiavellian intelligence II Proc.Nat. Acad. Sci. USA. V 103. P. 16823-16828).

Модель основана на нескольких упрощениях, которые затрудняют эволюцию интеллекта, поэтому результаты можно считать достаточно надёжными.

Первое упрощение состоит в том, что в модели интеллект даёт преимущество только самцам. Самкам он вообще ни к чему. Самцы время от времени изобретают новые мемы  - разные хитрые способы поведения, повышающие вероятность победы в конкуренции с другими самцами за социальный статус. Предполагается, что такие открытия делаются случайно, причём частота открытий не зависит от интеллекта (это ещё одно упрощение, затрудняющее эволюцию интеллекта в модели).

Чем большее число побед одержал самец в конкурентных противостояниях с другими самцами, тем больше самок он оплодотворит и тем больше потомства оставит. Новые мемы изобретаются редко, а основным способом распространения мемов в популяции является обучение.

Самец может выучить «чужой» мем, наблюдая за другими самцами, которые этим мемом уже овладели. Разум особей характеризуется двумя параметрами: способностью к обучению (от неё зависит вероятность успешного выучивания нового мема) и ёмкостью памяти (от неё зависит, сколько разных мемов может запомнить самец). Оба свойства разума контролируются множеством генов, которые, естественно, могут мутировать. Число генов, отвечающих за каждый из двух параметров интеллекта, в модели можно менять, но это мало влияет на результаты.

Предполагается, что как способность к обучению, так и ёмкость памяти - дорогие «признаки». Рост каждого из этих показателей требует увеличения мозга, а мозг, как мы знаем, орган весьма дорогой. У Homo sapiens он составляет всего 2% веса тела, но при этом потребляет примерно 20% всех калорий, расходуемых организмом. Кроме того, большой мозг затрудняет роды. Поэтому в модели рост любого из двух параметров интеллекта ведёт к снижению жизнеспособности. Тем самым задаётся отбор на уменьшение мозга и кладется предел возможному развитию интеллекта.

Изначально в популяции у всех самцов оба параметра интеллекта равны нулю. Это соответствует ситуации, когда интеллект уже позволяет иногда изобрести какую-то полезную хитрость, повышающую социальный статус, но ещё недостаточно силён, чтобы перенять такую хитрость, наблюдая за поведением другого самца.

Это не так уж неправдоподобно. Например, известен случай, когда молодой низкоранговый самец шимпанзе быстро поднял свой социальный статус, украв у антропологов две пустые канистры и научившись громко колотить ими друг об друга. Оглушительный грохот произвёл такое впечатление на высокоранговых самцов, что они признали новатора равным себе. Однако никто не перенял полезную уловку (один самец, кажется, попытался обучиться трюку с канистрами, но дело у него не заладилось).

Но вернёмся к модели Гаврильца и Воуза. Каждый мем характеризуется двумя параметрами: сложностью (от неё зависит вероятность того, сумеет ли самец с данным уровнем обучаемости выучить этот мем) и «макиавеллиевской приспособленостью» - величиной, на которую выученный мем повышает конкурентоспособность самца. В модели эти два параметра положительно коррелируют друг с другом, то есть более полезные мемы в среднем более сложны для выучивания.

Как можно видеть из приведённого описания, в модельной популяции параллельно происходят две эволюции: биологическая (мутации и отбор генов) и культурная (появление и отбор мемов).

Биологическая эволюция идёт значительно медленнее, чем культурная. Состав и численные соотношения (частоты) мемов в «мемофонде», (культурной среде) популяции успевают измениться на протяжении жизни одного поколения, а генам для этого необходима череда сменяющихся поколений.

Поначалу в модельной популяции разум практически не развивается. Эта предварительная «спящая» фаза может продолжаться тысячи поколений. Иногда самцы что-то изобретают и повышают свой репродуктивный успех, но их изобретения никем не перенимаются и умирают вместе с изобретателями. Насыщенность популяции мемами остаётся близкой к нулю, и культурная эволюция не может стартовать.

Чтобы начался интеллектуальный прогресс, необходимо дождаться, пока у каких-то самцов в результате случайных мутаций способность к выучиванию чужих мемов и ёмкость памяти станут отличны от нуля. Для этого требуется сочетание как минимум двух мутаций, каждая из которых сама по себе немножко вредна (увеличивает мозг, не давая преимуществ).

Кроме того, самцу -  двойному мутанту должно ещё повезти: за время своей жизни он должен или сам случайно изобрести полезный мем, или встретиться с изобретателем, у которого такой мем можно перенять.

Если самцу-мутанту хватит его скромных интеллектуальных возможностей, чтобы перенять чужой мем, то его слегка увеличенный мозг даст ему - наконец-то! – репродуктивное преимущество.

После нескольких таких случаев события начинают развиваться стремительно. Частота генов, способствующих повышенной обучаемости и увеличенному объёму памяти, быстро возрастает, а польза, приносимая этими генами, растёт ещё быстрее из-за насыщения культурной среды полезными мемами.

Чем больше становится «умников», тем больше полезных навыков хранится в их мозгах и тем выгоднее каждому самцу быть умным - ведь теперь в популяции есть чему и у кого поучиться. В результате запускается лавинообразный процесс, который авторы назвали когнитивным взрывом (этот термин используется и в других смыслах - например, для описания определённого периода в развитии детей).

Разум в модели эволюционирует с ускорением до тех пор, пока высокая «цена» увеличивающегося мозга не затормозит дальнейший интеллектуальный и культурный прогресс. После этого эволюция интеллекта выходит на плато.

Авторы не упоминают о развитии речи как о возможном детонаторе и усилителе «когнитивного взрыва», но это очевидно следует из их модели. Развитие языковой коммуникации могло бы резко расширить возможности для изобретения полезных мемов, а также радикально облегчить их передачу и усвоение.

Кроме того, из модели следует, что по мере замедления взрывообразного роста интеллекта должны складываться благоприятные условия для развития адаптации, снижающих «цену»  большого мозга. В эволюции гоминид закрепились две важнейшие адаптации такого рода.

Во-первых, значительная часть роста мозга была перенесена на постнатальный период. Детёныши стали рождаться с недоразвитым мозгом, что привело к удлинению детства, росту нагрузки на родителей и создало предпосылки для развития более прочных эмоциональных связей между членами семьи (и между семьями в группе).

Во-вторых, увеличилась доля мяса в рационе, что потребовало соответствующих изменений поведения и социальной организации, а также привело к уменьшению кишечника».

Марков А.В., Эволюция человека. Обезьяны, нейроны и душа. В 2-х книгах. Книга вторая, М., «Аст»; «Corpus», 2013 г., с. 249-252.