Проект «Dо yourself а bоок (Cделай книгу сам)» - рассказ Станислава Лема

«Поучительная история расцвета и упадка «Do Yourself а Bоок» достойна того, чтобы её сохранить для потомства. Эта новинка издательского рынка породила споры столь жестокие, что они заслонили само явление. Поэтому и по сей день неясно, что вызвало её финансовый крах. Мысль опросить общественное мнение никому не пришла в голову и, скорее всего, к лучшему - ведь читатели, приговорившие её к забвению, пожалуй, и сами не ведали, что творили.

Идея изобретения носилась в воздухе добрых двадцать лет, и остаётся только гадать, почему никто не взялся за это раньше. Я отлично помню первую партию сего литературного «конструктора». То были коробки величиной с увесистую книгу, и в каждой лежала инструкция, инвентарная опись и набор стройматериалов. Деталями конструктора служили нарезанные на полоски отрывки из классических романов. На полях каждой полоски были прорезаны дырочки - с их помощью цитаты легко «переплетались» в книгу - и стояло несколько разноцветных цифр.

Разложив эту бумажную лапшу по порядку чёрных («главных») номеров, вы получали «исходный текст», т. е. литературный монтаж не менее чем из двух сокращённых классических романов.

Конечно, если бы конструктор допускал только такую компоновку, он был бы лишён всякого, в том числе и коммерческого, смысла. Но полоски можно было менять местами, и в инструкции  приводились обычно примеры других перестановок, помеченные цветными номерками на полях.

Изобретение запатентовал «Универсал», запустивший для этого руку в классическое наследие, на которое давно истек срок авторских прав. То были сокращённые анонимным штатом редакторов произведения Бальзака, Толстого, Достоевского. Дальновидные издатели делали ставку на тех читателей, которым могло польстить право перевирать и переиначивать шедевры мировой литературы.

Берёшь в руки «Войну и мир» или «Преступление и наказание» и делай с ними, что в голову взбредёт: Наташа может пуститься во все тяжкие и до, и после замужества, Анна Каренина - увлечься лакеем, а не Вронским, Свидригайлов - беспрепятственно жениться на сестре Раскольникова, а этот последний, обманув правосудие, - укрыться с Соней в Швейцарии и т. д. и т. п.

Критики дружно обрушились на этот вандализм; издатели защищались и даже довольно ловко. Инструкция рекламировала «Do Yourself а Book» как учебник литературной композиции («Незаменимое пособие для начинающих авторов!») и сборник прожективных тестов («Скажи мне, что ты сделал с Анной из Грин Гэйблз, и я скажу, кто ты»); словом, то был якобы и тренажёр для будущих писателей, и развлечение для любителей слова.

На деле издателей вели не столь возвышенные помыслы. В инструкции цитатой из «World Books» они предостерегали покупателя против опасных комбинаций текста, из-за которых невиннейшие сцены обретали привкус пошлости. Стоило переставить одну фразу (благо своя рука владыка), и обычный диалог превращался в любовную игру двух лесбиянок, а почтенное диккенсовское семейство - в вертеп кровосмесительных страстей.

Конечно, то было лишь поощрение к действию, но закамуфлированное, чтобы издателей нельзя было привлечь к суду за оскорбление нравственности - ведь они сами предупреждали, чего не следует делать!

Задыхаясь от бессилия (юридически всё было шито-крыто, уж об этом-то издатели позаботились!), известный критик Ральф Саммерс так откликнулся на это изобретение: «Итак, современной порнографии уже мало, пришла пора втоптать в грязь великое наследие, которое всегда не только чуралось пошлости, но и открыто ей противостояло. Отныне жалкое подобие черной мессы тишком, в укрытии собственного дома, может отслужить за четыре доллара каждый желающий - такова цена подлинного падения!»

Однако вскоре стало ясно, что в своих мрачных пророчествах Саммерс хватил через край: фирма процветала совсем не так бурно, как ожидали её создатели. В ответ они выпустили улучшенный вариант конструктора: сброшюрованный том чистых листов, покрытых особой мономолекулярной магнитной плёнкой; стоило наложить на такую страницу цитату, как она приклеивалась сама собой. Тем самым переплётные работы предельно упростились, но и это ничего не дало. Неужто публика, как полагали некоторые ныне уже почти вымершие идеалисты, отказывалась «глумиться над классикой»? К великому своему сожалению, не могу согласиться с этой версией. Издатели про себя надеялись привлечь широкую аудиторию, тому свидетельство ряд мест в инструкции, приведу одно из них: «Тебе даётся божественная власть над судьбами - недавняя привилегия одних лишь гениев человечества!».

Станислав Лем, Лучезарный феникс: зарубежные писатели о книге, чтении, библиофильстве / Сост. Р.Л. Рыбкин, М. «Книга», 1979 г., с. 71-72.