О прорицательной деятельности у Гомера

«Первые упоминания о прорицании как о деятельности, мы встречаем у Гомера.

Оказывается, однако, что Гомер Диониса не знал.

Между тем он различал виды прорицательной деятельности, называя тех, кто мог этим заниматься: гадатели, птицегадатели, мантисы. Свидетельства Гомера наводят на мысль о том, что прорицательная деятельность была знакома грекам ещё до того, как они стали читать и комментировать Гомера. Кроме того, такой персонаж как Ата - старшая дочь Зевса, о которой Сократ говорит, что именно она приносит «гибельное безумие», у поздних греческих трагиков означал катастрофу, тогда как у Гомера она скорее воплощает состояние ума, которое ведёт к катастрофе, т.е. моральную катастрофу или безрассудство.

И то и другое, конечно, имеет отношение к определённому вдохновению, которое неизбежно сопровождает любое откровение. Однако творческое вдохновение как состояние ума не может предполагать ни безрассудство, ни моральную катастрофу.

Другими словами, интеллектуальная работа ума, связанная с предсказательной деятельностью (т.е. с разумным и осознанным выражением некоторых провидческих мыслей в словах), не может представлять собой умышленное безумие. Поэтому истоки искусства прорицания следует искать не в оргиастических культах, предполагающих так называемый оргиастический катарсис или ритуальное безумие, близкое к «гибельному» безумию, а в так называемой профетической деятельности - о которой пишет Платон (от слова «профет» - которое переводится как «возвеститель чьей-то воли» - Прим. И.Л. Викентьева), т.е. в совокупности рационально осмысленных и ритуальных действий, которыми сопровождается процедура прорицания с последующим истолкованием полученного пророчества.

Пророческое вдохновение, которое охватывает прорицателя в моменты произнесения пророческих слов и (или) сопровождает истолкование этих пророчеств, воспринималось (слушателями как проявление одержимости, божественной по своему происхождению и по своей внутренней силе схожей с той, которая исходит в эти особые минуты из уст философа. Оба они тогда (и пророк, и философ) говорят действительно «многое» и «великое».

Сверхъестественной одержимостью древние греки объясняли любой избыток проявлений человеческой сущности: от мудрой меры и первых стихийных форм рациональности, присущей философскому мышлению, до религиозно-мистического опыта (в мистериях и оргиастических культах), вплоть до гибельного экстаза.

Об очищении как о средстве освобождения от болезненного безумия, которое должно стать «правильным» безумием или божественным вдохновением, упоминает Платон в диалоге «Федр». Между тем само понятие очищения как медицины тела, наиболее отчётливо разработано пифагорейством».

Шульц Е.Н., Когнитивная герменевтика, М., ИФ РАН, 2002 г., с. 20-21.