История элитологии по Г.К. Ашину [окончание]

Продолжение »

 

Французские просветители XVIII века гневно осуждали тиранию и деспотизм, считали, что интересы народа грубо попраны, что феодальные правители лишили народ его естественных прав. Гельвеций писал, что «аристократия узурпирует все формы власти» по праву рождения, не обладая талантами и заслугами, и закабаляет народ. Великие французские материалисты XVIII века провозглашали право народа на восстание против тиранических правителей. «Всякий народ, стонущий под игом самовластия, вправе сбросить его». Однако этот вывод не проводился ими последовательно. Они опасались крайностей революции, не верили в способность народных масс самостоятельно руководить общественной жизнью. По их мнению, массы должны следовать за просвещенными лидерами из образованных классов. Хотя французские просветители беспощадно разоблачали феодальных правителей как тиранов, порабощавших народ, в их понимании народные массы не являются субъектом социального процесса. Занимая в целом идеалистическую позицию в интерпретации общественной жизни, они приходили к выводу, что творцы истории - «мудрые законодатели», «просвещенные правители».

Идеи народовластия развивал и выдающийся американский демократ Т. Джефферсон. «Вопрос о том, должна ли принадлежать власть народу или высшему сословию, служил причиной непрерывных смут, раздиравших в древности Грецию и Рим, точно также, как теперь он вызывает раскол в каждом народе, если только кляп деспотизма не лишает его возможности мыслить и говорить», - провозглашал он.

Джефферсон писал: «Массы человеческие не рождены с седлами на спинах, чтобы немногие привилегированные, пришпоривая, управляли ими с помощью закона и милостью божьей. Противоположные мысли, более близкие современным элитаристам, высказывал идеолог консервативного крыла отцов-основателей США А. Гамильтон: «В обществе есть немногие и многие. Первые богаты, у них хорошее происхождение. Вторые - массы народа. Говорят: глас народа - глас божий. Но это не так. Народ переменчив, подвержен волнениям, он редко судит правильно». Обосновывая невозможность и нежелательность правления народа, Гамильтон говорил: «Дайте волю им, и они будут подавлять немногих». […]

Первоосновой мирового процесса Ницше объявлял волю к власти; движущая сила истории -  «ненасытное стремление к проявлению власти, и применение власти, пользование властью как творческий инстинкт». Мораль, по его убеждению, играет разлагающую роль, это - «оружие слабых», «инстинкт толпы», который преодолевают «сверхчеловеки». По Ницше, «жизнь по самой своей сущности есть присвоение себе чужого, оскорбление другого, завладение тем, что нам не принадлежит и что слабее нас, притеснение, безжалостное отношение, насильственное введение собственных форм ... есть стремление к власти». Консервативное крыло современных элитаристов восприняло концепции Ницше о «господах Земли», о «высшей расе - аристократии», попирающей массы, о том, что народ должен быть удерживаем в рабстве всеми средствами - насилием, религией, рабской моралью.

Ницше осмысливает процесс и причины упадка элит. «Если, например, аристократия, как это было во Франции в начале революции, отрекается от своих привилегий и приносит себя в жертву распущенности своего морального чувства... Но в хорошей и здоровой аристократии существенно то, что она чувствует себя не функцией (все равно, королевской власти или общества), а смыслом и высшим оправданием существующего строя, поэтому она со спокойной совестью принимает жертвы огромного количества людей, которые должны быть подавлены и принижены ради неё до степени людей неполноценных, до степени рабов и орудий».

Главная мишень критики Ницше - революционные силы, восстающие против господства элиты: «Нет ничего страшнее варварского сословия рабов, научившихся смотреть на свое существование как на некоторую несправедливость и принимающих меры к тому, чтобы отомстить за себя и за все предыдущие поколения. Ницше страшится активности и организованности масс, видя задачу в том, чтобы задержать поток «по-видимому неизбежной революции».

Ницше - критик буржуазной демократии справа, его политический идеал - сильная власть аристократии над народом. Возвышение человека - «дело аристократического общества как общества, которое верит в длинную вереницу рангов и в разноценность людей и которому в некотором смысле нужно рабство. Без пафоса дистанции, порождаемого воплощенным различием сословий, постоянной привычкой господствующей касты смотреть испытующе и свысока на подданных, служащих им орудием, и столь же постоянным упражнением её в повиновении и повелевании, в порабощении и умении держать подчиненных на почтительном расстоянии, совершенно не мог бы иметь места другой, более таинственный пафос - стремление к увеличению дистанции в самой душе, достижение все более возвышенных, более редких, более отдаленных, более напряженных и широких состояний».

Если для Протагора человек есть мера всех вещей, то для Ницше эта мера - аристократия. «Люди знатной породы чувствуют себя мерилом ценностей, они не нуждаются в одобрении, они говорят: «Что вредно для меня, то вредно само по себе», они сознают себя тем, что вообще только и дает достоинство вещам, они созидают ценности. Они чтут всё, что знают о себе, такая мораль есть самопрославления». Это, пожалуй, наиболее откровенная формулировка элитаризма.

«Есть мораль господ и мораль рабов», - утверждает Ницше. Господствующая каста «с удовлетворением сознает свое отличие от подвластных ей людей... Знатный человек отделяет себя от существ, выражающих собой нечто противоположное, таким возвышенным, гордым состояниям: он презирает их». И далее: «Есть инстинкт распознавания ранга, который более всего является признаком высокого ранга, есть наслаждение, доставляемое нюансами почитания, и оно указывает на знатное происхождение и связанные с ним привычки». Ницше определяет признаки знатности: «Не иметь желания передавать кому-нибудь собственную ответственность, не иметь желания делиться ею; свои преимущества и пользование ими причислять к своим обязанностям». Так цинично формулируется кредо элитаризма - сильная власть аристократии, которая «должна твёрдо верить, что существует не для общества, но что оно (общество) - не более как фундамент и подмостки, на которых высоко стоят какие-то высшие существа». Эта формулировка элитаристского идеала в XX веке будет модернизироваться, ей будут стараться придать более «пристойный» вид в глазах буржуазно-демократических кругов, но сущность её не изменится».

Ашин Г.К., Понеделков А.В., Игнатов В.Г., Старостин А.М., Основы политической элитологии, М., «Приор», 1999 г., с. 12-25.