Рождение науки «Кибернетика» в интерпретации А.А. Крушанова
«Первым «звонком», возвестившим начало «мегаперемен» в науке, стало рождение кибернетики как универсальной науки об управлении и связи. В свое время её появление вызвало огромный энтузиазм и веру в её необыкновенно обширные возможности. Официальное рождение кибернетики датируется 1948 г. и связано с выходом в свет книги Н. Винера «Кибернетика». К этому моменту распространились комплексные виды деятельности, в условиях которых были вынуждены работать совместно специалисты самой разной профессиональной принадлежности, таким образом вдруг осознавшие, что зачастую в разных профессиональных областях изучаются очень сходные явления.
Появление кибернетики означало решительный разрыв с жёсткой традицией узкоспециализированной организации исследовательской работы. Происшедший перелом был, прежде всего, обусловлен потребностями производства, которое требовало всё более интенсивного внедрения уже не отдельных агрегатов и машин, но их сложных системных сочетаний. В результате подобного рода перемен и активизировалась работа комплексных коллективов. Новизна познавательной ситуации, возникшей с созданием нетипичной науки, своеобразным образом проявилась в размышлениях над тем, как определить кибернетику, её предмет. Как выяснилось, в этой связи возникает некое очень специфическое затруднение. С одной стороны, вопрос выглядит достаточно простым.
Кибернетика привлекла к себе широкое внимание своим интересом к процессам управления и феномену информации, что уже определяло её специфику по отношению к множеству традиционных дисциплин. Так, имея в виду именно это обстоятельство, Н. Винер отмечал, что «если XVII столетие и начало XVIII столетия - век часов, а конец XVIII и все XIX столетие - век паровых машин, то настоящее время есть век связи и управления. В электротехнике существует разделение на области, называемые в Германии техникой сильных токов и техникой слабых токов, а в США и Англии - энергетикой и техникой связи. Это и есть та граница, которая отделяет прошедший век от того, в котором мы сейчас живём».
О том же в афористичной манере говорили и другие исследователи, утверждая, например, что «непрерывный рост сложности и мощности технических агрегатов выявил с полной очевидностью, что задачи регулирования и управления этими мощностями образуют самостоятельную область изучения, которая не менее сложна, важна и содержательна, чем сама энергетика, подлежащая управлению. Проблема «всадника» стала преобладать над проблемой «коня»».
С другой стороны, важной особенностью кибернетики стала широкая приложимость тех кибернетических понятий и моделей, которые подтвердили свою эффективность в процессе последовательного изучения технических и биологических объектов, а затем и социальных систем. Иначе говоря, новая наука выступила в качестве своеобразного строителя, наводящего мосты между островами специального знания.
Словом, кибернетика выросла из развития двух в значительной степени разноплановых исходных идей. Кратко их можно представить следующим образом.
1. Идея выделения процессов управления и сопутствующих им сетей связи как нового специфического предмета науки.
2. Идея существования универсальных закономерностей. Причём «Винер не просто заметил внешнее сходство между животными и машинами. Если бы это было так, он не сделал бы ничего по-настоящему нового, так как линия преемственности такого рода аналогий прослеживается далеко назад через тех, кто уподоблял психику телефонной станции, до Ламетри... и, конечно, далее до Декарта... Винер показал, что как животные, так и машины могут быть включены в новый и более обширный класс вещей».
В этой связи было с удивлением констатировано, что кибернетика «вообще не относится ни к одной из существующих конкретных наук, изучающих строго определённые формы движения материи». Неясности с положением кибернетики в структуре науки и со способом выражения её статуса смутили исследователей и даже вызвали жаркие споры по поводу того, не является ли она новой философией. Однако постепенно страсти поутихли, кибернетика увязла в собственной дифференциации и узкой специализации, так что её необычно обширная исходная приложимость ушла в «тень» и перестала быть общезначимой проблемой.
И всё же рождение кибернетики, судя по всему, ознаменовало появление важной и устойчивой тенденции, которая продолжает набирать силы и сегодня. Об этом совершенно отчётливо свидетельствует тот факт, что процесс кристаллизации в массиве научного знания дисциплин, отличающихся столь необычным универсальным статусом, не ограничился только кибернетикой, но получил явное и неявное продолжение.
Прежде всего, объединительное движение, начатое кибернетикой, было подхвачено энтузиастами системных исследований («общей теории систем», «системологии»), заинтересовавшимися универсальностью свойств особых объектов - «систем».
Уже к началу XX столетия стало осознаваться, что распространённое простое аналитическое и механистическое представление о природе зачастую не удовлетворительно. Постепенно, трудно, но неуклонно вызревала мысль о том, что некоторые образования (подобные организмам) отличаются от простых совокупностей исходных объектов и представляют собой «системы», обладающие наряду со свойствами входящих в систему объектов ещё и какими-то дополнительными важными качествами.
В середине XX века взрыв интереса к кибернетике способствовал тому, что специалисты из разных областей знания стали всё чаще и охотнее обращать внимание на работу своих коллег, чьи профессиональные склонности и интересы были иными. В результате и было замечено, что идея несводимости целого к свойствам частей, возникшая в биологии, вызрела и в других областях познавательной деятельности, а, следовательно, появилась основа для начала большой совместной работы исследователей разного профиля. Именно на этой волне в 1954 г. создаётся «Общество общей теории систем», а в конце 60-х - начале 70-х гг. прошлого века в области системных исследований наблюдается настоящий бум».
Крушанов А.А., От трансдисциплинарных исследований к Megascience?, в Сб.: Универсальный эволюционизм и глобальные проблемы / Отв. ред. В.В. Казютинский, М., ИФ РАН, 2007 г., с. 235-237.
