Интеллектуальные свободы и прогресс общества по Бенжамену Констану

«Возьмём просвещённую нацию, обогатившуюся трудами многих поколений людей, нацию, обладающую подлинными шедеврами в разных областях, совершившую значительный скачок в развитии наук и искусств.

Если произвол чинит препятствия проявлениям мысли и деятельности разума, то нация ещё может какое-то время существовать за счёт, так сказать, старых капиталов, т.е. приобретённых ранее знаний. Но ведь в развитии идей ничто не возобновляется, репродуктивный принцип скоро иссякает. Через несколько лет тщеславие полностью вытеснит любовь к знаниям.

Софисты, питаясь воспоминаниями о размахе и значимости прежних литературных трудов, будут предаваться занятиям, имеющим лишь внешнее сходство с тем, что было когда-то. Своей писаниной они погубят то благое, то было сотворено до них. Но пока остаются хоть какие-то следы либерального принципа в литературе, будет существовать своего рода движение, борьба против подобной писанины и софистических принципов. Это движение - наследник разрушенной свободы.

По мере исчезновения последних следов и остатков традиций его успехи будут бледнеть, с каждым днём обретая всё более поверхностный характер. Когда эти следы исчезнут  окончательно, борьба закончится, так как сражающиеся стороны не увидят более друг друга; как победители, так и побеждённые станут хранить молчание. […]

Напрасно вы будете говорить, что человеческий разум сможет ещё блеснуть в лёгких жанрах литературы, предаться занятиям точными и естественными науками или искусствами. Создавая человека, природа не советовалась с властями; она захотела создать нас таким образом, чтобы между всеми нашими способностями была теснейшая связь, чтобы ни одна из них не могла бы быть ограниченной без ущерба для других. Независимость также необходима мысли, даже в лёгкой литературе, науках и искусстве, как воздух необходим для жизни физической. Можно с равным успехом заставить людей работать при пневматической помпе, говоря, что от них требуется не дыхание, но произведение определённых действий руками и ногами, и поддерживать деятельность разума на заданный сюжет, запрещая распространяться на другие важнейшие предметы, которые и наполняют разум энергией, напоминая ему о его собственном достоинстве.

Литераторы, связанные таким образом по рукам и ногам, составляют сначала панегирики; но мало-помалу они становятся неспособными даже к похвалам, и литература окончательно растворяется в потоке анаграмм и акростихов. Учёные превращаются в хранителей старых открытий и истин, деградирующих и приходящих в, упадок в закованных в цепи руках. Вместе с питаемой исключительно свободной надеждой на славу иссякает источник таланта у людей искусства; когда душа человека унижена, явления и вещи, существующие, казалось бы, изолированно, но на самом деле обладающие таинственной, но неоспоримой взаимосвязью, перестают достойно передавать образ человечества.

Но и это ещё не все. В скором времени апатия передается коммерции, самым необходимым профессиям и ремеслам. Коммерция сама по себе - недостаточная движущая сила. Влияние частного интереса обычно преувеличивается; для своего нормального развития он нуждается в существовании общественного мнения. Человека, чьё мнение чахнет и задыхается, ничто не подталкивает к действию, даже его собственный интерес; им овладевает своего рода отупение. И поскольку паралич распространяется с одной части тела на другие, он переходит и с одной из наших способностей на другие.

Интерес, отделённый от мнения, ограничен в своих потребностях, ему очень мало надо для удовлетворения: он делает ровно столько, сколько необходимо на настоящий момент, и не создает никаких заделов на будущее. Таким образом, правительства, намеревающиеся убить мнение и подстегнуть развитие частного интереса, одним неловким шагом убивают обоих. […]

Подлинная причина несчастий в истории народов - человеческий разум не может оставаться в неподвижности. Если его не останавливать, он развивается; если остановить - регрессирует; если утрачивает уверенность в самом себе, то и в отношении других объектов будет проявлять крайнюю медлительность. Можно сказать, что разум, возмущенный изгнанием из присущей ему сферы деятельности, мстит за унижения благородным самоубийством.

Сама по себе власть не способна по собственному желанию, в соответствии с собственными фантазиями ни навевать сон на народы, ни пробуждать их к действию. Жизнь не принадлежит к числу тех вещей, которые можно поочередно то отнимать, то возвращать. Захотев подменить естественную деятельность закованного в цепи мнения собственной деятельностью, подобно тому как лошадей заставляют бить копытами, держа их взаперти, правительство берёт на себя сложную задачу.

Любая искусственно организованная деятельность обходится очень дорого. Когда человек свободен, он заинтересован в том, что делает, говорит или пишет, и радуется этому. Но когда огромная масса народа низведена до роли молчаливых зрителей, необходимо, чтобы они  аплодировали или просто взирали на устроителей спектакля, пытающихся возбудить их любопытство переменой декораций или неожиданными происшествиями».

Бенжамен Констан, Об узурпации, в Сб.: О свободе. Антология западноевропейской классической либеральной мысли, М., «Наука, 1995 г., с.226-227 и 229.