«Миссионерство (от лат missio - посылка, поручение) - одна из важнейших форм религиозной деятельности, прежде всего тех религий, которые называются мировыми.
Его цель определяется самим характером мировых религий, их наднациональной природой. Отказываясь от исключительной принадлежности к какой-то одной культурной среде, мировая религия в самой себе несёт стремление преодолеть границы материнского лона и как следствие этого - испытывает внутреннюю потребность в экспансии. Миссионерство и предстаёт определённой формой экспансии, оно есть и средство, и путь распространения веры в мировом пространстве.
Содержание миссионерства определяется целевой задачей - обращением людей в истинную веру. В истории христианства этот вид деятельности был завещан Иисусом Христом. Собрав перед своим вознесением одиннадцать учеников, он напутствовал их: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам...» (Мф. 28,19-20).
«Все народы» - глобальная стратегическая цель, в основе которой лежит убеждённость в обладании истинным знанием. В неудовлетворенности локального бытия, границы которого определены самим фактом «рождения» новой веры, сказывается претензия не только на единственность владения истиной, но и желание поведать это и другим народам; здесь также выражается глубинная суть христианства - любовь и обещание спасения.
Другой стороной содержания миссионерства является стремление возвратить заблудших в лоно церкви. Так, христианская церковь не только всегда утверждала возможность наставления грешника на праведный путь, но считала это важнейшим своим предназначением. В Евангелии от Луки читаем: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15,7.). Великий смысл знаменитой притчи о блудном сыне заключается именно в прощении, дарованном отцом. Миссионерство выступало своеобразной формой психотерапевтической деятельности.
Ещё одна сторона, характеризующая своеобразие миссионерства, заключается в том, что оно является просветительско-пропагандистской деятельностью. Дело и величие миссионера не в том, чтобы одаривать мир новыми идеями - это миссия пророка, - а в том, чтобы неустанной просветительской деятельностью пропагандировать и утверждать учение пророка.
Миссионер - не светило: он светит не своим, а отражённым светом, но благодаря его энергии и беззаветной работе учение пророка приобретает долгую жизнь во времени и пространстве.
Значение миссионерства не ограничивается рамками истории религии. Чрезвычайно важной в общеисторическом аспекте чертой является то, что миссионерство представляет собою вид культурологической деятельности: это путь и форма встречи культур, средство, обеспечивающее их диалог. И до появления миссионерства история знала феномен встречи разных культур, мировоззрений, вер. Но раньше дело ограничивалось лишь любознательностью, знакомством с иными верованиями, обычаями, образом жизни. Даже победители, восхищаясь, удивляясь или насмехаясь над чужими, никогда не навязывали свою веру другому народу, не отдавали своих богов. Суть же миссионерства именно в том, что «своя» религия сознательно навязывается другим. Эти «другие» - язычники - живут во тьме, в незнании. Миссионер предстаёт в качестве просветителя. Для его самосознания характерно то, что он несет истинную веру не в противовес другой истинной вере, а идет к людям, которые «не доросли» до истинной веры, не знают её, а потому нуждаются в просвещении.
Перед миссионером, таким образом, возникает проблема, которая раньше не существовала, - проблема «культурной совместимости». Миссионер должен прочувствовать ту культурную среду, в которую он несет свое учение, - почву, в которую он бросает зерна. «Зерно» и «почва» должны соответствовать друг другу. Вспомним знаменитую притчу Христа о сеятеле: «Вышел сеятель сеять семя свое, и, когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный» (Лк. 8,5-8).
Уровень соответствия «почвы» и «зерна» приводит к различным последствиям. Рассмотрим результаты миссионерской деятельности на Урале, которую вели как сторонники христианства, так и приверженцы ислама. К народам Урала ислам проник через Волжскую Булгарию, где позиции ислама утвердились в X в. После принятия ислама булгары стали активными миссионерами и распространяли ислам на Урале. Башкиры и татары, составлявшие большинство населения Урала, также приняли ислам.
После присоединения Казанского ханства к России (XVI в.) начинается мощная миссионерская деятельность православия среди татар и башкир, в которой объединились усилия как православной церкви, так и экспансионистские устремления Русского государства, мощь которого должна была способствовать эффективности утверждения христианских идей. Огромное количество мечетей было разрушено, отправление культа было затруднено, многие под страхом смерти принимали христианство, но, когда после указа Екатерины II в 1789 г. было учреждено Оренбургское магометанское духовное собрание во главе с муфтием, началось возрождение ислама. Многие люди, принявшие христианство, возвратились в ислам, рассматривая мусульманскую веру как фундамент национальной культуры.
Почему же татары и башкиры приняли ислам, а не христианство, несмотря на то, что оно насильственно насаждалось в течение столетий? Напрашивается очевидный ответ: ислам был принят до христианства. Внешнее давление со стороны государства привело к формальному принятию христианской веры, и, как только давление уменьшилось, народы вернулись к исконной вере. В определённом смысле подобный ответ резонен и, казалось бы, не противоречит историческим фактам, но следует принять во внимание, что и ислам был для народов Урала привнесенным извне явлением. Успехи его не могут быть объяснены исключительно тем, что представители мусульманской веры первыми ступили на эти земли. Ведь всё равно остаётся вопрос, почему ислам смог утвердиться. Ответ в общих чертах может быть таков: «почва» - доисламские верования башкир и татар - была более созвучна «зерну» - исламу, нежели христианству.
Это переводит разговор в несколько иную плоскость, а именно: в проблему соотношения национального и религиозного. Есть глубинная связь между национальностью и религиозностью. И то и другое, по-видимому, не может быть рассмотрено только лишь как явления социального характера, а имеет естественную - географически-биологическую - подоснову, то есть существует глубинная, досоциальная родственность национальности и религиозности.
Известны слова Н. Бердяева о соотнесенности географии души и естественной географии, указывающие на активную роль естественной среды в формировании особенностей культурной ментальности. «Огромные однообразные равнины, безграничные дали, где безмерная бесконечность, сверхъествественность, - писал он, - составляют как бы часть каждодневных переживаний, определяют образ этой (русской – Прим. И.Л. Викентьева) души и её духовный склад».
Сходные идеи высказывал в XIX веке известный историк В. Ключевский, своеобразным отзвуком зависимости ментальных свойств от естественно-природных обстоятельств является и концепция Льва Гумилёва. С разных сторон и с различной степенью обоснованности в работах этих и других исследователей проговаривается идея о некотором родстве того, что называется национальностью и религиозностью.
Можно постулировать идею, что национальная ментальность предрасположена к органичному восприятию одной религиозной идеи и к отторжению другой».
Медведев А.В., Сакральное как причастность к абсолютному, Екатеринбург, «Банк культурной информации», 1999 г., с. 76-79.
Пророк – как обладатель личной харизмы по Максу Веберу
