Интерпретация истории жизни Иисуса Христа по Томасу Джефферсону

В  1820 году Томас Джефферсон  написал в двух частных письмах:

«… не следует понимать так, что я во всем согласен с ним Иисусом в его доктринах.

Я материалист; он принимает сторону спиритуализма; он проповедует действенность покаяния в искуплении греха; я же требую класть на другую чашу весов добрые дела, чтобы грех мог быть искуплён и т. д.

Это его простота и безвинность, чистота и возвышенное благородство его моральных принципов, красноречивость его изречений, красота притч, в которые он заключил их, - то, чем я столь восхищаюсь, иногда, конечно, испытывая нехватку терпимости к восточным гиперболам. Мои собственные панегирики, может быть, тоже основываются на утверждениях, которые не все люди могут принять.

Среди изречений и рассуждений, приписываемых ему его биографами, я нахожу многое продиктованным великолепным воображением, точным чувством морали и самым прекрасным великодушием; но нахожу опять-таки и другое - идущее от такого невежества, абсурдности,  неправды, от такого шарлатанства и самозванства, что становится совершенно невозможным признать, что подобные противоречия могут совмещаться в одном и том же существе. И поэтому я отделяю золото от этого мусора; я возвращаю золото ему и оставляю мусор на глупость и жульничество других, его учеников и последователей. В этой компании, включавшей в себя и глупцов и самозванцев, Павел был великим корифеем и первым извратителем учений Иисуса. […]

Дело реформатора суеверий народа - всегда опасно. Иисус должен был идти, как по лезвию ножа, по опасной грани между разумом и религией, и один лишь шаг вправо или влево мог сделать его досягаемым для рук жрецов суеверия, людей кровожадной породы, столь же безжалостной и жестокой, как и существо, которое они представляли: Бог рода Авраама, Исаака и Иакова, местный Бог Израиля.

И они к тому же постоянно устраивали ему западни, чтобы запутать его в паутине законничества.

Поэтому его можно оправдать, когда он, стараясь избежать ловушки, говорил уклончиво и прибегал к софизмам, переиначивая и перелагая слова пророков, защищая себя от жрецов их же собственным оружием, достаточно хорошо действовавшим против них по крайней мере. Написанное людьми, гораздо более меня сведущими в этой проблеме, убедило меня, что Иисус не имел намерения выдавать себя перед лицом человечества за сына Бога в материальном смысле слова. Но то, что он мог добросовестно верить в своё вдохновение свыше, вполне возможно.

Вся религия древних евреев, которую он впитывал с младенчества, основана на вере в божественное откровение. Их религиозный кодекс носит следы работы самого расстроенного воображения, и считается, что это качество сообщено ему самим Божеством...

Возвышенный над самим собой энтузиазмом своего горячего и чистого сердца, осознавая высокую поэзию своего красноречия, которой его никто не учил, он вполне мог принять блеск своей собственной гениальности за вдохновение высшего порядка. Эта вера может быть поставлена ему в вину не больше, чем Сократу его вера в то, что им руководит и о нем заботится добрый гений-хранитель…»

Томас Джефферсон о демократии, СПб, «Лениздат», 1992 г., с. 212-214.