Спор с А.А. Тарковским: кого называть гением? – в описании А.С. Кончаловского

«Наши отношения с Андреем начали подспудно напрягаться. Думаю, происходило это из-за ощущения соперничества - можно назвать это и ревностью.

Помню лето 1963 года. Мы сидели на даче, возник какой-то спор. Андрей стоял у окна. Лил дождь. Андрей повернулся ко мне и неожиданно спросил.
- Ты думаешь, что ты гений? - сказал он.
Я не ответил. Возникла пауза, слышен был только шум падающих на листья капель. Я смотрел на Андрея и точно знал, что он думает. Думает, что гений - он, а не я. Уже до этого возникло соперничество (всё-таки я лев: у львов чувство собственной значимости очень развито). […]

Моменты напряжения в наших отношениях, возникавшие и прежде, стали всё более проявляться по ходу съемок «Рублёва». Андрей позвонил: «Приезжай. Сценарий разбухает». Написан сценарий был талантливо, но недостаточно профессионально. Слишком много было всего - на мой сегодняшний взгляд. Очень много хорошего сценарного материала в картину не вошло. Хороший материал - ещё не означает, что будет хороший фильм. Кирпичи могут быть и из золота, но кирпичи ещё не делают архитектуру, архитектонику. Думаю, что новелла о колоколе могла бы заменить всего «Рублёва». Очень мощный, очень красивый символ.

Когда картина была уже кончена, я сказал:
- Знаешь, Андрей, гениально было бы просто развить один «Колокол», так и назвать - «Колокол».
А на самом деле это был бы «Рублёв», всё там было бы, картина не обеднела бы.

Но картина стала разваливаться на новеллы, от каких-то из них вообще пришлось отказаться. «Чума» вся целиком не вошла в фильм, а это был большой образ, очень для картины важный. Царская охота на лебедей не вошла, остался только один убитый лебедь. Большие куски не вошли, да и не могли войти - слишком много всего было написано. Много, подробно - ни в какую цельную композицию не укладывалось. […]

После смерти Андрея появилось немалое число людей, в обильных подробностях описывающих свою приобщённость к его творчеству, рассказывающих, какими соратниками они ему были. На деле же соратников у него было немного. Ему нужны были не соратники, а «согласники», люди поддакивающие и восхищающиеся. Ну что ж, это тоже потребность художнической души, вспоминаю слова Рахманинова, который тоже был человеком болезненно, исключительно мнительным. От своей жены, говорил Рахманинов, художник должен слышать только три вещи: что он гений, что он гений и что он абсолютный гений…»

Кончаловский А.С., Низкие истины, М., Коллекция «Совершенно секретно», 1999 г., с. 123, 124 и 127.