Имидж / маска творца в артистическом сообществе начала XX века

В эпоху модерна появляется тип художника, создающего себя-любимого как легенду с помощью манер поведения, одежды, принципов общения…

«Создание маски шло несколькими путями. Создавались собственные, не похожие на другие костюмы, прически, аксессуары, которые придавали художнику маскарадное обличье. Маска диктовала и особый тип поведения: жесты, особенности речи, темы разговоров. Человек надевал определённую личину, создавал определённый образ. В его создании любая мелочь имела значение, вплоть до какой-нибудь «экзотической детали костюма». Вряд ли можно назвать какого-либо художника модерна, не носившего определённую (или меняемую) маску.

Появились маски, необычайно точно отразившие атмосферу, характер эпохи, ставшие символами эпохи. Это - король эстетов М. Кузмин, «француз с Мартиники 18 века», писавший легенду о себе самом; «демоноподобный» К. Бальмонт, принимавший позу великого поэта.  Современники вспоминали стройную, величественно-строгую (в свои двадцать с небольшим лет), с «ложноклассической» шалью на плечах А. Ахматову; «декадентскую мадонну», носившую только белые одежды, «смесь дьяволицы и серафима в оправе из лаликов» (с неизменной лорнеткой в руках) 3. Гиппиус. О последней писал В. Злобин: «Под разными личинами она скрывает настоящее лицо, чтобы никто не догадался, не узнал, кто она, чего она хочет». С восторгом писали в своих мемуарах современники о «петербургской Коломбине» - О. Глебовой-Судейкиной: «Кто она? Бабочка? Коломбина? Или фея из царства кукол в освещении бенгальских огней, где - все - радость и веселье, где праздник длится вечно?» (А. Лурье). В памяти А. Ахматовой танцовщица осталась «Коломбиной десятых годов», неизвестно откуда явившейся в Россию. Но поэтесса через призму времени в облике «белокурого чуда», несмотря на все её очарование, узрела что-то «бездушное», как и полагалось «петербургской кукле, актерке». Эта живая Коломбина, из-за которой было столько самоубийств, ничего не имела общего не только с итальянской комедией, но даже и с его рафинированным французским вариантом.

Некоторые маски вызывали усмешку, но выполняли одну из своих важных функций: они запоминались. Такова была личина М. Волошина. «Ходил он в своеобразной одежде [...], - писал И. Эренбург, - рубашонке, которую он пресерьёзно именовал хитоном. Над ним посмеивались; С. Чёрный писал про «Вакса Калошина».

Жизнь превращалась в театр. К. Чуковский вспоминал о быте Л. Андреева: «Во всём, что окружало Андреева, было что-то декоративное, театральное. Вся обстановка в доме казалась иногда бутафорской; и самый дом - в норвежском стиле, с башней казался вымыслом талантливого режиссера. Костюмы Андреева шли к нему, как к оперному тенору - костюмы художника, спортсмена, моряка. Он носил их, как носят костюмы на сцене».

Обычные поэтические встречи в салоне у 3. Гиппиус, в «башне из слоновой кости» у Вс. Иванова превращались в костюмированные вечера, «с манерностью и театральностью», где каждый являл свою маску, часто стилизованную под античность, средневековье, европейские традиции второй половины XVII- начала XVIII века. В атмосфере безудержной импровизации, безграничной творческой раскованности, чтении и разборе новых произведений рождались многие художественные идеи. «Башня» - это был центр,  где собирались все, «кто задавались созиданием чего-то нового, и те, кто жаждал делиться своими мечтами с подобными искателями». Вся наша модернистская поэзия, по словам С. Маковского, если не вышла, то прошла через неё. Сюда сходился весь артистический Петербург. Здесь можно было встретить К. Бальмонта, А. Ахматову, М. Кузмина, Н. Гумилева, С. Судейкина, Н. Сапунова, В. Пяста, А. Блока, М. Волошина; из Москвы наезжали В. Брюсов, А. Белый, М. Цветаева.

Логическим продолжением «маскарадности» в творчестве и жизни стали настоящие маскарады, «взрыв» которых приходился на зиму 1907-1908 годов. Маскарад - это театрализованный бал, взявший на себя роль «организованной дезорганизации», запланированного и предусмотренного хаоса: «От лёгкой жизни мы сошли с ума / С утра вино, а вечером похмелье» (О. Мандельштам). Маскарад должен был демонстрировать свободу, веселье, непосредственность, которые позволяла надетая личина».

Морозова Е.Н., Маскарад в творчестве и жизни художественной интеллигенции, в Сб.: Бремя развлечений: Otium в Европе. XVIII-XX век / Под ред. Е.В. Дукова, СПб, «Дмитрий Буланин», 2006 г., с. 198-199.