Подмена политикой объяснительных моделей в изучении феноменов рок-музыки

«Я сам когда-то начал интересоваться роком, заметив, что нынешнее молодое поколение внешне довольно сильно отличается от молодых конца пятидесятых - начала шестидесятых годов, к каковым принадлежал и я. Собственно, в этом нет ничего страшного, так и должно быть. Но постепенно в обществе накапливалось глухое, но отчётливое раздражение молодёжью: похоже, что «дети» отличались не только экстравагантностью нарядов, но и не желали следовать моральным установкам «отцов». Короче говоря, это было «плохое» поколение.

Те из них, кто не желал приспосабливаться к родительским требованиям, шли на открытый конфликт: рвали с семьями, теряли вообще контакт со взрослыми, погружались в мир тусовок, «фенечек» и жаргона, шли в сторожа и котельщики вместо вузов. Более гибкие носили пристойные одежды и отсиживали на комсомольских собраниях, но и у них часто была в запасе вторая жизнь, куда они не хотели допускать взрослых. Такие шли чаще не в сторожа, а в торговлю. Слово «товаровед» приобрело романтический оттенок.

И всё это происходило под душераздирающую, конвульсивную музыку, которая валом валила из-за рубежа и называлась коротким и опасным словом «рок», хотя часто не имела к року никакого отношения.

Немудрено, что следствие приняли за причину. Соблазнительно было свалить на рок собственные воспитательные ошибки. Не требовал особых усилий и тезис о том, что нашу молодёжь сознательно развращают из-за рубежа посредством этой дикой музыки.

Это было удобно, повторяю, ибо требовало лишь ограничительных и запретительных мер взамен духовного сближения с «непослушными» детьми. Тезис о западном влиянии успешно продержался все семидесятые годы, пока у нас практически не было своей рок-музыки. Вернее, она уже была, но находилась в столь загнанном состоянии, что до поры до времени о ней знали лишь истые фаны.

Но вот с начала восьмидесятых годов начал набирать силу вал отечественной рок-музыки, который катился по стране на колёсиках магнитофонных лент, минуя управления культуры, худсоветы, сдачи и приемки, горлиты и творческие союзы, где по-прежнему заседали «отцы», решая молодёжные проблемы. Но молодёжь уже стала решать их сама, всё более и более переходя на духовное самообслуживание.

Вместе с рок-песнями ездили по стране устные легенды об ансамблях и музыкантах, их фотографии, самодеятельные критические статьи и рецензии, переводы. Популярные группы обрастали собственными художниками, режиссёрами, актёрами пантомимы, звукооператорами, фотографами. Они на свой страх и риск записывали «альбомы» и оформляли их, причём качество записей вскоре  достигло  вполне  профессионального уровня.

Но главным было то, что «дикая» музыка зазвучала на родном языке, и если раньше «взрослые» лишь неодобрительно морщились, слыша скрежещущие звуки, сопровождавшие непонятные английские слова, то теперь всё стало понятно.

Но от этого не стало легче. Наоборот. Слова песен вызывали у «взрослых» если не ярость, то озабоченность. Их словно бы дразнили эти молодые неизвестные голоса с магнитофонных плёнок. «Как много разных дураков живёт вокруг меня!» - пел один. «Мама, я бездельник, у-у-у!» - вторил другой. Третий вовсе нёс абракадабру: «Солдаты любви, мы движемся, как призраки фей, на трамвайных путях. Мы знаем электричество в лицо. Развяжите мне руки!»

Со всем этим надо было срочно что-то делать, хоть как-то объяснить, ввести хоть в какое-нибудь русло. Прекрасное изобретение человеческого гения - магнитофон - явно использовался не по назначению. Вместо того чтобы посылать друг другу звуковые письма и записывать по трансляции песни Кобзона, молодые люди переписывали друг у друга такие, например, песенки: «Я покоряю города истошным воплем идиота. Мне нравится моя работа. Гори, гори, моя звезда!»

В чём дело? Ведь ещё лет десять назад трудами некоторых социологов и музыкантов было точно установлено, что «рок-музыка в нашей стране не имеет социальных корней». Но вот парадокс: корней не было, а музыка цвела пышным цветом, нимало не заботясь о том, какое она производит впечатление на музыковедов.

Кое-кто ещё пытался говорить о «западном влиянии», но теперь это было просто неумно. Количество стихийно возникающих групп исчислялось уже тысячами. Не получая ни моральной, ни материальной поддержки, молодые люди в Ленинграде, Свердловске, Вышнем Волочке, Чите обзаводились гитарами и сочиняли песни. Видимо, в этом была насущная потребность. Они явно хотели что-то сказать. Но они говорили на своём языке, недоступном «взрослым». То есть слова, безусловно, русские, но вот понятия, мысли, чувства...»

Житинский А.Н., Путешествие рок-дилетанта: Музыкальный роман, Л., «Лениздат», 1990 г., с. 150-152.