Давление на жюри Каннского фестиваля – свидетельство Жоржа Сименона

«После возвращения из Штатов я временно обосновался в Канне и присутствовал на двух фестивалях, но без исполнения каких-либо официальных функций, просто как зритель. Генеральный директор фестиваля спросил, не смогу ли я быть председателем жюри в один из ближайших годов, на что я ответил, что у меня не получится. Тогда я ещё не знал, что то ли на будущий год, то ли года через два бельгийское правительство обратится ко мне с просьбой председательствовать в жюри кинопоказа на Брюссельской международной выставке. Я пытался уклониться, но, в конце концов, вынужден был дать согласие. На нас не оказывали никакого давления ни организаторы, ни продюсеры. Через несколько недель после этого мне нанёс визит генеральный директор Каннского фестиваля.

- После того как Вы согласились стать председателем жюри в Брюсселе, вам уже нельзя отказаться от председательства в Каннах.

Его доводы, хотя несколько демагогические, были достаточно убедительны, и я, в конце концов, согласился.

Тогда я и познакомился с закулисной стороной фестиваля. У жюри была небольшая комната во дворце, где оно собиралось почти каждое утро. На первом же нашем заседании, увидев, как к нам входит генеральный директор, я удивился и по простоте душевной поинтересовался:

- А что Вы собираетесь у нас делать?

Я указал ему, что жюри в принципе абсолютно независимо в решениях и на наших совещаниях присутствовать никому не положено, а потому попросил оставить нас.

Человек он был высокопорядочный, прекрасно воспитанный, деликатный в обхождении и во всех отношениях симпатичный. Но жюри есть жюри, и оно должно быть полностью независимо. Мои слова вызвали некоторое замешательство. Генеральный директор сообщил мне с глазу на глаз, что над ним стоит высшая инстанция: Министерство иностранных дел. Он разъяснил, что страна, которая устраивает львиную долю крупных приёмов, званых обедов, коктейлей, парадов кинозвёзд, имеет, как минимум, решающее влияние на распределение призов.

Я, помнится, сказал ему, что мне на это наплевать: я, как и мои сотоварищи, нахожусь здесь, чтобы просматривать фильмы; мы не дипломаты.

С этого времени он стал проявлять тревогу. Почти каждый день в отеле «Карлтон» я видел его, а также представителя Министерства иностранных дел, уполномоченного наблюдать за процедурой. Последний был тоже чрезвычайно симпатичный. Он делал своё дело. А я упорно старался делать свое: мне доверили председательствовать в жюри, и я не желал слушать подсказок ни того, ни другого.

Мой старый друг Жан Кокто, который был председателем жюри, если не ошибаюсь, не то дважды, не то трижды, нашел способ удовлетворить всех. Каждый год он учреждал несколько специальных премий, что строго-настрого запрещено федерацией фестивалей; такая федерация существует и имеет устав, который, естественно, нарушать не положено.

В день последнего совещания, когда жюри в комнате с роскошным набором холодных закусок и коробками не менее роскошных сигар должно завершить свою работу, генеральный директор умолял разрешить ему присутствовать при обсуждении фильмов. Я отказал.

Не стану называть кандидатуры, которые мне подсовывали. Распределение премий было очень ловко состряпано прямо в Министерстве иностранных дел.

Благодаря содействию нескольких моих коллег жюри удалось присудить «Золотую пальмовую ветвь» тому, у кого было меньше всего шансов получить её, - Феллини за фильм «Сладкая жизнь», который до сих пор остаётся вершиной кинематографического искусства…»

Жорж Сименон, Я диктую / Собрание сочинений в 10-ти томах, М., «Терра-Книжный клуб», 2008 г., с. 191-192.