Практическая польза литературы по Д.И.Писареву

«Когда вы отдыхаете, вы принадлежите самому себе; когда вы  работаете, вы принадлежите обществу. Если же вы никогда не хотите  принадлежать обществу, если ваша работа не имеет никакого значения для него,  тогда вы можете быть вполне уверены, что вы совсем никогда не работаете и  что вы проводите всю вашу жизнь подобно мотыльку, порхающему с цветка на  цветок. Мартышкин труд не есть работа. Если такой мартышкин труд  производится вполне сознательно, то есть если трудящаяся личность сама  понимает свою бесполезность и сама говорит себе и другим: я трутень и хочу  быть трутнем, потому что это мне приятно, тогда, разумеется, не о чём и  толковать, потому что неизлечимые больные не нуждаются ни в дружеских  советах, ни в медицинской помощи. Но можно сказать наверное, что большая  часть мартышкина труда производится в каждом человеческом обществе по  чистому недоразумению. Трудящаяся личность, в большей части случаев,  добросовестно и искренно убеждена в том, что она трудится для человечества и  для общества; это обаятельное убеждение придаёт ей бодрость и вдохновляет её  во время труда; если вы поколеблете в ней это убеждение, у неё опустятся  руки, и для неё настанет очень тяжёлая минута разочарования и уныния; но за  этою минутою явится сильное стремление к настоящей пользе и крутой поворот к  какой-нибудь другой деятельности, достойной мыслящего человека и  добросовестного гражданина.

В результате получится, таким образом, экономия умственных сил, и эта экономия будет гораздо более значительна, чем это может показаться читателю с первого взгляда. Каждая личность действует более или менее на всё, что её окружает; поворот к реализму, происшедший в одной  личности, дает себя чувствовать многим другим, и та же самая особа, которая,  до своего обращения, могла своим примером и своими советами сбить с толку  двух или трёх молодых людей, будет, после своего обращения, действовать на  этих же молодых людей самым благотворным образом, как покаявшийся грешник  может действовать на человека, порывающегося согрешить и, главное,  убеждённого в похвальности греха.

Поэтому я думаю, что наша литература могла бы принести очень много пользы, если бы она тщательно подметила и основательно разоблачила различные проявления мартышкина труда,  свирепствующего в нашем обществе и отравляющего нашу умственную жизнь. 

Кое-что в этом направлении уже сделано; но вся задача, во всей своей  целости, чрезвычайно обширна, многие её стороны совсем не затронуты, и,  вероятно, пройдёт ещё много лет и потратится много усиленного труда, прежде  чем общество начнет ясно сознавать свою собственную пользу. Пока не наступит  это блаженное время русского благоразумия, литература должна постоянно  держать ухо востро и выводить на свежую воду мартышкин труд, надевающий на  себя самые разнообразные личины и ежедневно сбивающий с толку самых  добросовестных людей, очень неглупых и вполне способных горячо полюбить  полезную работу».

Далее Д. И.Писарев приводит несколько примеров – в том числе из отечественной жизни:

«Но скажите, пожалуйста, какие права своего организма заявляла,  например, французская публика времен Вольтера, когда она систематически  освистывала всякую трагедию, в которой не было un amoureux et une amoureuse?  (Возлюбленного и возлюбленной – Прим. И.Л. Викентьева). Или какие права организма  выражались в том, что нашим уездным барышням тридцатых и сороковых годов  нравились почти исключительно блестящие мундиры и разочарованные герои?  Согласитесь, что тут не может быть допущено даже лёгкое предположение об  особенном устройстве каких-нибудь зрительных, слуховых, желудочных или  других нервов.

И барышни и французская публика очень горячо ссылались на  голос непосредственного чувства и были готовы божиться в том, что уж так  устроила их природа, что они иначе не могут чувствовать и рассуждать, что у  них есть врождённое стремление к одним предметам и такое же врождённое  отвращение к другим.

Странное дело! Уездные барышни считаются тысячами, и во  французские театры ходили, при Вольтере, также тысячи людей. Эти тысячи  отдельных организмов представляли самое пёстрое индивидуальное разнообразие;  тут были умные и глупые, полнокровные и худосочные, раздражительные и  апатичные, и так далее, до бесконечности. И у всех этих различных организмов  оказывается вдруг одна общая черта, самая тонкая и неуловимая, та,  вследствие которой французам нравились только любовные трагедии, а  барышням - только разочарованные воины. Воля ваша, такое предположение ещё  более неправдоподобно, чем если бы мы предположили, что все наши барышни  родились с крошечным тёмным пятном над левым глазом. Само по себе такое  пятно вовсе неудивительно, и оно так же удобно может поместиться над левым  глазом, как и во всяком другом месте, но чтобы оно появилось разом у всех  новорождённых девочек целой обширной местности - это невозможно. Чтобы такое  врождённое свойство держалось постоянно в течение двух десятилетий и потом  исчезло бы без следа, заменяясь для следующих поколений другим врожденным  свойством, - это уже ни с чем не сообразно».

Писарев Д.И., Реалисты / Собрание сочинений в 4-х томах, Том 3, М., «Государственное издательство художественной литературы», 1956 г., с.