Слабые произведения искусства по Л.Н. Толстому

«Молодой человек производит какое-нибудь художественное произведение, как и всякий художник, выражая в нём своим особенным способом пережитые им чувства, - большинство людей заражаются чувством художника, и произведение его становится известным.

И вот критика, обсуждая художника, начинает говорить, что его произведение не дурно, а всё-таки это не Дант, не Шекспир, не Гёте, не Бетховен последнего периода, не Рафаэль.

И молодой художник, слушая такие суждения, начинает подражать тем, кого ему ставят в образцы, и производит не только слабые, но поддельные, фальшивые произведения.

Так, например, наш Пушкин пишет свои мелкие стихотворения, «Евгения Онегина», «Цыган», свои повести, и это всё разного достоинства произведения, но всё произведения истинного искусства. Но вот он под влиянием ложной критики, восхваляющей Шекспира, пишет «Бориса Годунова», рассудочно-холодное произведение, и это произведение критики восхваляют и ставят в образец, и  являются подражания подражаниям: «Минин» Островского, «Царь Борис» Толстого (имеется в виду произведение 1870 г. Алексея Константиновича Толстого - Прим. И.Л. Викентьева) и др. Такие подражания подражаниям наполняют все литературы самыми ничтожными, ни на что не нужными произведениями.

Главный вред критиков состоит в том, что, будучи людьми, лишёнными способности заражаться искусством (а таковы все критики: если бы они не были лишены этой способности, они не могли бы браться за  невозможное толкование художественных произведений), критики обращают  преимущественное внимание и восхваляют рассудочные, выдуманные произведения, и их-то выставляют за образцы, достойные подражания. Вследствие этого они с такою уверенностью расхваливают греческих трагиков, Данта, Тасса, Мильтона, Шекспира, Гёте (почти всего подряд); из новых - Зола, Ибсена, музыку последнего периода Бетховена, Вагнера. Для оправдания же своих восхвалений этих рассудочных, выдуманных произведений они придумывают целые теории (такова и знаменитая теория красоты), и не только тупые, талантливые люди прямо по этим теориям сочиняют свои произведения, но часто даже настоящие художники, насилуя себя, подчиняются этим теориям.

Всякое ложное произведение, восхваленное критиками, есть дверь, в которую тотчас же врываются лицемеры искусства.

Только благодаря критикам, восхваляющим в наше время грубые, дикие и часто бессмысленные для нас произведения древних греков: Софокла, Эврипида; Эсхила, в особенности Аристофана, или новых: Данта, Тасса, Мильтона, Шекспира; в живописи - всего Рафаэля, всего Микеланджело с его нелепым «Страшным судом»; в музыке - всего Баха и всего Бетховена с его последним периодом, стали возможны в наше время Ибсены, Метерлинки, Верлены, Малларме, Пювис де Шаваны, Клингеры, Бёклины, Штуки, Шнейдеры, в музыке - Вагнеры, Листы, Берлиозы, Брамсы, Рихарды Штраусы и т.п., и вся эта огромная масса ни на что не нужных подражателей этих подражателей». […]

 … условие извращения искусства - школы, обучающие искусствам, - едва ли не ещё вреднее. Как только искусство стало искусством не для всего народа, а для класса богатых людей, так оно стало профессией, а как только оно стало профессией, так выработались приёмы, обучающие этой профессии, и люди, избравшие профессию искусства, стали обучаться этим приёмам, и явились профессиональные школы: риторические классы или классы словесности в гимназиях, академии для живописи, консерватории для музыки, театральные училища для драматического искусства.

В школах этих обучают искусству. Но искусство есть передача другим людям особенного, испытанного художником чувства. Как же обучать этому в школах? Никакая школа не может вызвать в человеке чувство и ещё менее может научить человека тому, в чем состоит сущность искусства: проявлять чувство своим особенным, ему одному свойственным, способом.

Одно, чему может научить школа, это тому, чтобы передавать чувства, испытанные другими художниками, так, как их передавали другие художники. Этому самому и учат в школах искусства, и обучение это не только не содействует распространению истинного искусства, но, напротив, распространяя подделки под искусство, более всего другого лишает людей способности понимать истинное искусство.

В словесном искусстве людей обучают тому, чтобы они умели, не желая ничего сказать, написать во много страниц сочинение на тему, о которой они никогда не думали, и написать так, чтобы это было похоже на сочинение авторов, признанных знаменитыми. Этому учат в гимназиях. В живописи главное обучение состоит в том, чтобы рисовать и писать с оригиналов и с натуры преимущественно голое тело, то самое, которое никогда не видно и почти никогда не приходится изображать человеку, занятому настоящим искусством, и рисовать и писать так, как рисовали и писали прежние мастера; сочинять же картины учат, задавая такие темы, подобные которым трактовались прежними признанными знаменитостями. Также и в драматических школах учеников обучают произносить монологи точно так, как их произносили считающиеся знаменитыми трагики. То же самое в музыке. Вся теория музыки есть не что иное, как бессвязное повторение тех приёмов, которые для сочинения музыки употребляли признанные мастера композиции».

Толстой Л.Н., Что такое искусство? / Собрание сочинений в 22-ти томах, Том 15 М., «Художественная литература», 1983 г., с. 140-141 и 142-143.