Психология великоросса по В.О. Ключевскому

«Народные приметы великоросса своенравны, как своенравна отразившаяся в них  природа Великороссии.

Она часто смеётся над самыми осторожными расчётами  великоросса; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его  ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчётливый великоросс любит, подчас  очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадёжное и нерасчётливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта  наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось.

В одном уверен великоросс - что надобно дорожить ясным летним рабочим днём,  что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда,  и что короткое великорусское лето умеет ещё укорачиваться безвременным  нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить,  усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и в пору убраться с  поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучался к  чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро,  лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и  зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению  труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в  Европе, кажется, не найдём такой непривычки к ровному, умеренному и  размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии.

С  другой стороны, свойствами края определился порядок расселения  великороссов. Жизнь удалёнными друг от друга, уединёнными деpeвнями при  недостатке общения, естественно, не могла приучать великоросса действовать  большими союзами, дружными массами. Великоросс работал не на открытом поле,  на глазах у всех, подобно обитателю южной Руси: он боролся с природой в  одиночку, в глуши леса с топором в руке. То была молчаливая чёрная работа  над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом,  не над своими чувствами и отношениями к людям. Потому великоросс лучше  работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к  дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок,  вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в  начале дела, когда ещё не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда  уже добьётся некоторого успеха и привлечёт внимание: неуверенность в себе  возбуждает его силы, а успех роняет их. Ему легче одолеть препятствие,  опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче  сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежит к  тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Словом,  великоросс лучше великорусского общества. […]

Выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе умение  подводить итоги насчёт искусства составлять сметы. Это умение и есть то, что  мы называем задним умом. Поговорка русский человек задним умом крепок вполне  принадлежит великороссу. Но задний ум не то же, что задняя мысль. Своей  привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями  жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности.  Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идёт к  прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идёт, оглядываясь по  сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь лбом  стены не nрошибёшь, и только вороны прямо летают, говорят великорусские  пословицы. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить  на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит.  Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского просёлка?  Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и  выйдете на ту же извилистую тропу.

Так сказалось действие природы Великороссии на хозяйственном быте и  племенном характере великоросса».

Ключевский В.О., О русской истории, М., «Просвещение», 1993 г., с. 105-106.