Искусство как комбинирование существующих элементов по Шарлю Баттё

«Творчество человеческого разума всегда опосредствовано, на всех его созданиях лежит отпечаток какого-то прообраза. Даже чудовища, возникающие в бреду расстроенного воображения, состоят из отдельных черт, увиденных в природе.

А если гений по своей прихоти составят из этих частей нелепую смесь, противоречащую законам природы, то, унижая природу, он унизит самого себя и превратится в безумца. Существуют определённые законы, и если их нарушишь, то потеряешь почву под ногами, создашь, скорее, хаос, чем космос, доставишь не удовольствие, а лишь вызовешь отражение.

Поэтому гении, стремящийся создать нечто приятное, не должен и не может выходить за пределы самой природы. Его функция состоит не в том, чтобы придумывать несуществующее, но в том, чтобы отыскивать существующее. В искусстве придумывать не значит сотворить предмет, а  установить, где он находится и каков он. Гениальные люди, глубже всех проникающие в сущность мира, открывают лишь то, что уже существовало раньше. Они творцы лишь потому, что являются наблюдателями, и, наоборот, они наблюдают лишь для того, чтобы творить. Самые ничтожные предметы их привлекают. Они ими увлекаются, так как черпают при этом новые познания, расширяющие их кругозор и способствующие творчеству. Гений подобен земле, на которой произрастает лишь то, что было посеяно. Это сравнение нисколько не умаляет значения художников, но открывает источник и размер их подлинных огромных богатств. Знания, извлечённые гением из недр природы, становятся зародышами его художественных творений, поэтому гений не знает иных границ, кроме границ вселенной.

Гений нуждается в точке опоры для того, чтобы крепко стоять на ногах, а эта опора и есть природа. Он не может её создавать и не должен её разрушать, поэтому он может только следовать и подражать ей, следовательно, всё, что он производит, - плод подражания природе. Подражать, значит копировать какой-либо прообраз. Это утверждение содержит в себе два элемента:

1) прототип, содержащий черты, которым подражали;
2) копия, где они изображаются.

Прототипом или образцом в искусстве служит природа, то есть всё, что существует, или всё, что мы можем себе без труда представить как нечто возможное. Как мы уже сказали, усердный подражатель не должен сводить глаз с природы, он должен постоянно её созерцать. Почему? Потому что в ней содержатся все планы художественных произведений и эскизы всех украшений, доставляющих нам удовольствие. Искусства не создают правил, правила зависят от их прихоти, но  ясно начертаны в природных прообразах.

В чём же состоит функция искусств? В транспонировании черт, содержащихся в природе, в перенесении их в предметы, которым они не присущи. Так, например, резец скульптора высекает героя из мраморной глыбы. Живописец с помощью красок изображает на полотне все видимые предметы. Музыкант посредством искусственных звуков создает впечатление грозы, когда в природе полное затишье. Наконец, поэт благодаря своим вымыслам и гармонии стиха запечатлевает в нашем уме вымышленные образы, а в сердце - искусственные чувства, более пленительные, чем подлинные, естественные чувства. Отсюда я заключаю, что всякое искусство, в смысле чисто художественном, есть подражание, подобие природы, и что, таким образом, целью изящных искусств является не правда, а правдоподобие. Этот вывод достаточно важен и требует незамедлительного обоснования.

Что такое живопись? Подражание видимым предметам. В ней нет ничего реального, истинного, всё в ней призрачно, и её совершенство зависят от степени сходства с действительностью. Музыка и танец могут, конечно, подсказать жесты и тон оратору, говорящему с кафедры или гражданину, что-либо рассказывающему, но это ещё не искусство в подлинном смысле. Иногда искусства могут пойти по ложному пути: безудержная фантазия в музыке может привести к беспорядочному нагромождению звуков, в риторике могут появиться резкие переходы и неожиданные скачки мысли - это означает, что искусства вышли за свои законные пределы, и, чтобы стать тем, чем они должны быть, они должны вернуться к подражанию, то есть изображению человеческих страстей. Тогда они доставят удовольствие и вызовут у нас те ощущения, которые нас удовлетворяют.

Поэзия живёт только вымыслом. Волк в поэзии олицетворяет могущественного и неправедного человека, ягнёнок - угнетенную невинность. В эклоге изображаются поэтические пастухи, являющиеся всего лишь подобиями, образами настоящих пастухов. В комедии рисуется портрет идеального Гарпагона с чертами, заимствованными у реального скупца.

Трагедия лишь постольку является поэзией, поскольку вымысел в ней сочетается с  подражанием. Раздоры Цезаря с Помпеем - ещё не поэзия, а история. Но придумайте речи, мотивы, интриги на основании исторических представлений о судьбе Цезаря и Помпея, и получится поэзия, художественное творение гения. Эпопея, наконец, есть повествование о возможных действиях, лишь возможных, но представленных с вполне реальными чертами. Юнона и Эней никогда не говорили и не делали того, что им приписал Вергилий, но они могли это сделать или сказать, а для поэзии этого достаточно. Она - сплошная выдумка, выступающая в облике истины.

Итак, все искусства суть всего лишь воображаемые, вымышленные образы, скопированные с реальности. Поэтому-то всегда и сопоставляют искусства с природой, поэтому и кричат повсюду, что надо подражать природе, что совершенны только те произведения искусства, которые в совершенстве передают природу, наконец, что художественное произведение лишь тогда является шедевром, когда вследствие удачного подражания природе его можно принимать за саму природу.

Подражание, к которому все мы имеем естественную склонность, ибо человеческий род просвещается и руководится примерами (vivimus ad exempla), это подражание есть один из основных источников наслаждения искусством. Ум изощряется, сравнивая оригинал с портретом, и выносит суждение, которое доставляет ему удовольствие, так как свидетельствует о его проницательности и сообразительности. [...]

Из выше сказанного следует, что поэзия покоится на подражании, как и живопись, танец и музыка, в художественных произведениях нет ничего реального, все в них воображаемое, вымышленное, скопированное, искусственное. Это и есть их основная отличительная черта по сравнению с природой. [...]

В искусстве гений и вкус так тесно связаны между собой, что в некоторых случаях их нельзя объединить без слияния или разъединить, не лишив присущих им функций. Невозможно сказать, что надлежит делать гению, подражающему природе, не коснувшись вкуса, руководящего им. Нам придётся здесь бегло затронуть вопрос, но  подробнее разберем его во второй части. Аристотель сравнивает поэзию с историей. По его мнению, различие между ними состоит не в форме или слоге, а в самой сути вещей. Что это означает? История изображает свершившиеся события, поэзия - те, что могли бы совершиться. История не отступает от истины, она не придумывает им событий, не действующих лиц. Поэзия же стремится лишь к правдоподобию, она придумывает, воображает, создает из головы. Историк передает реальные примеры, возможно порой и несовершенные. Поэт изображает их такими, какими они должны быть. И поэтому, согласно Аристотелю, поэзия более поучительна, чем история («Поэзия философичнее и лучше истории». Поэтика, гл. 9).

Из этого следует, что если искусство подражает природе, то оно должно подражать ей разумным, просвещенным образом, не рабски копировать, а выбирать нужные предметы и черты и  изображать их в наиболее совершенном виде. Одним словом, необходимо такое подражание, где видна природа, но природа, какой она должна быть и какой её может себе представить разум. Как поступил Зевксис, решив написать совершенную красавицу? Разве он написал какую-нибудь определённую красавицу? Нет, он собрал воедино отдельные черты нескольких реальных красавиц, в уме его сложилось представление, вытекающее из соединения этих черт, и это представление и явилось прототипом или прообразом его картины, которая была правдоподобной и поэтичной в целом, исторической и правдивой лишь в отдельных деталях.

Мольер, задумав образ Мизантропии, не стал разыскивать в Париже оригинал, чтобы точно скопировать его в своей пьесе, в таком случае он создал бы лишь простой и недостаточно поучительный портрет. Нет, он собрал воедино все черты пессимизма, подмеченные у людей, к ним он добавил все, что сумел сотворить его гений в этом же плане, а из всех этих черт, вместе взятых и искусно подобранных, он создал цельный характёр, не соответствующий какому-нибудь определенному человеку, но правдоподобно изображённый. Его комедия - не простой рассказ об Альцесте, но его изображение Альцеста есть изображение мизантропии в общем. Teм самым Мольер более поучителен, чем добросовестный историк, который передал бы несколько подлинных черт реального мизантропа.

Этих примеров достаточно, чтобы дать покамест ясное и отчётливое представление о том, что такое прекрасная природа».

Баттё Шарль, Изящные искусства, сведенные к единому принципу, цитируется по: История эстетики в 5-ти томах, Том 2, М., «Искусство», 1964 г., с. 379-381.